Русский спецназ. Трилогия в одном томе

Съемочный график насыщен. Переступи порог студии, и тебе не выделят и минуты передохнуть. Разве чтоб перекусить немного. А то и принесут еду прямо в павильон, времени дадут только чтобы проглотить успел все сразу – не пережевывая особенно, совсем как удав. Не один десяток человек мысленно станут подгонять тебя. Тут уж волей‑неволей придется есть очень быстро. Так и желудок испортить недолго. Но кто об этом задумывается, пока тебя от боли не скрутит, а как только она отпустит – о ней забудешь до следующего приступа.

Спасаломская остановилась только на миг. Это верхняя часть ее тела остановилась, а ноги продолжали бежать.

– Здравствуйте, – бросила она Шешелю, улыбнулась, хотела еще что‑то сказать, а он ей и того больше, но позади нее появилась девушка, вооруженная кисточкой и косметическим набором.

– Идемте, идемте, – поторопила она Спасаломскую, обогнала, схватила ее за руку и увлекла за собой, – грим потечь может.

Спасаломская не сразу отвела от Шешеля взгляд. Ее уже уводили, а она еще смотрела на него. На лице ее читалось: «Извини».

«Да что уж там. Все понимаю», – отвечал ей взглядом Шешель. Они научились читать мысли друг друга.

Он вспоминал об этом, когда ставил свою подпись под контрактом – несколькими листочками бумаги, которые он так и не прочитал, а только просмотрел. Хотел быстрее сжечь за собой мосты, чтобы дороги обратной не осталось. Только вперед. Вперед. Там только от тебя зависит – победишь ты или кто‑то другой. Под чем же он подписался? Добровольно на каторгу просился? Совсем как новобранец, поверивший подпоившему его вербовщику, что в армии его ждут генеральские эполеты, слава и хороший оклад, а на самом деле… не стоит об этом думать, а то беду накличешь. Лучше думать о генеральских эполетах, славе и хорошем окладе. Может, все и сбудется.

Секретарша приложила к подписям пресс‑папье, промокнула чернила. Томчин помахал страничками, подождал, пока чернила высохнут, потом посмотрел на подписи, любуясь ими, а может, и не веря, что подпись Шешеля настоящая, будто то, что произошло в его кабинете минутой ранее, привиделось ему, убрал один экземпляр контракта в сейф, расположенный в стене прямо за его столом, другой отдал Шешелю.

– Это вам. Вы даже не поинтересовались у меня своим вознаграждением. И об условиях контракта не спросили. Не читали ведь его. Кинулись головой в омут.

– Можно и так сказать.

Шешель видел страничку, где стояли цифры. Его ли это вознаграждение? Сумма слишком большая. Но почему бы и нет.

– Ну что же, пошли знакомиться со съемочной группой. Интересные люди. Напридумывали для этого фильма такого, скажу я вам, о… слов нет. Вам понравится.

Режиссер, у которого занята была сейчас Спасаломская, требовал еще как минимум неделю, чтобы свою картину завершить. Это если актриса перестанет капризничать, начнет безропотно выполнять все его требования и не придется уже терять время, чтобы убедить ее переснять тот или иной эпизод. Иначе процесс мог затянуться еще надолго. Так что в интересах Томчина поговорить с актрисой и наставить ее на путь истинный, что ему таки пришлось сделать, потому что он хотел как можно скорее начать съемки своего масштабного проекта.

Спасаломская тоже хотела побыстрее включиться в работу над ним. Ей пришлось смириться, она сложила губки бантиком, насупилась и обиженно посмотрела на Томчина: «Только для вас я это и делаю».

«Подумайте еще и о наших зрителях. Для них, для них все наши труды», – подправил ее Томчин.

Но все это было утром, когда Шешель еще досматривал сны.

– А что, у нас полно эпизодов, где вовсе нет Спасаломской. Я бы даже сказал, что таковых – большинство. Мы можем пока и без нее обойтись. Действительно. Приступим к картине сегодня же. Вы как? – осведомился у Шешеля Томчин, когда они уже осмотрели студию и вновь вернулись к нему в кабинет.

Здесь же сидел Николай Шагрей. Их представили. Они, улыбаясь, поприветствовали друг друга и пожали руку. Шешель не совсем понимал, какие функции возложены на Шагрея. Тот должен сделать так, чтобы фильм казался реальностью. Он будет отправлять Шешеля на Луну. Но как?

– Я же вам в рабство продался. У меня есть выбор? – сказал Шешель.

– Я не стал бы так краски сгущать. А то, что вы готовы, – это превосходно. На вас ведь основная тяжесть ложится. Вы у нас главный герой. Ваши имя и фамилия будут огромными буквами выведены на афише… Так что давайте снимем самую тяжелую сцену, пока силы есть, – он заговорщически подмигнул Шешелю, – вы уже догадались, о чем я веду речь?

– Нет.

– Начнем мы с имитации старта ракеты, – лучезарно улыбаясь, сказал Томчин и стал воспроизводить сценарий. – Камера установлена внутри кабины. Там лежит пилот. На него давит уже не одна атмосфера, а несколько. Господин Шагрей поправит меня, если я ошибаюсь, и уточнит, сколько именно на вас будет давить атмосфер. Но к перегрузкам вам‑то не привыкать. Почитай, когда вам приходилось резко, свечой вверх, высоту набирать, кости трещали оттого, что слишком тяжелыми становились.