Русский спецназ. Трилогия в одном томе

Он лежал в кровати в незнакомой комнате, укрытый белым одеялом.
Мгновение назад он плавал в белесом тумане, продирался через него, словно заблудился, не ощущал под собой почвы, точно в воде оказался. Приходилось чуть шевелить руками, чтобы она не сомкнулась над головой.
Он не мог вспомнить – как очутился здесь. Никакие сведения о том, как он попал на корабль, который потерпел в дальнейшем крушение, и что это был за корабль, из какого он порта шел, в мозгу не отложились, сколько он ни копался в нем, разгребая воспоминания, как мусорную свалку. Сверху лежала улица, через которую он собирался перейти и, кажется, даже ступил на мостовую, но позже нее был все тот же белесый туман. Он затопил улицу, съел ее, растворил.
Шагрей чуть приподнял голову. Перед глазами вновь на мгновение возник туман. Он почувствовал, что начинает куда‑то проваливаться, и, пока тело ощущало под собой опору, поспешил приподняться на локтях, чуть отъехав ногами назад, уперся затылком и спиной в изголовье кровати.
«Ой, ай».
Лучше бы лежал недвижим. Он разбудил боль в правом боку и пояснице. Слабыми голосами подвывали им колени и локти. После такого тревожить остальные участки тела желания не возникало.
Теперь он видел не потолок, а дверь – уставился в нее, точно гипнотизируя. Она и вправду оказалась вменяемой и тут же отворилась, а может, и не тут же, потому что туман вновь охватил его, и, скорее всего, на какое то время Шагрей впал в беспамятство. Он не мог сказать – сколько это длилось. В комнате не было часов.
На дверной косяк легла ладонь, следом в проеме появилось женское лицо. Глаза уставились на Шагрея. Он не знал эту женщину. На лбу у нее была повязка с красным крестом.

– О, так вы очнулись, – прошелестела она. Звуки казались далекими, будто вместо того, чтобы проходить через воздух, на пути своем они встречали воду.

– Да, – губы будто коркой покрылись, склеились, и, чтобы произнести это короткое слово, ему пришлось разорвать их. Он поморщился от боли.

Дверь отворилась шире, чуть скрипнув на петлицах, женщина вошла в комнату, а следом за ней еще кто‑то. Двое в белых халатах.

«Врачи», – догадался Шагрей.
Он хлопнул пару раз веками, будто на глаза навернулись слезы, мешавшие ему смотреть, и наконец узнал этих двоих.

– Елена? Александр? – говорить стало легче, но голос у него оказался слабым, дрожащим. Будто это и не он вовсе говорил.

Он хотел подняться повыше.
«Ой, ай».
Успокоившаяся боль опять проснулась.

– Лежите, вам нельзя двигаться, – остановила его медсестра.

– Почему?

– Потому что травмы ваши быстрее заживут, если вы не будете двигаться.

– И к работе над фильмом вы тогда быстрее сможете приступить, – Томчин отодвинул в стороны руками Шешеля, Спасаломскую и медсестру, протиснулся в образовавшийся проход и оказался почти возле кровати, – хорошо выглядите. Небольшой отдых здесь пойдет вам на пользу.

– Вам повезло. Переломов нет. Вы отделались легким сотрясением, синяками и ссадинами, – сказала медсестра.

– Какое там повезло, – отмахнулся Шагрей.