Читаем Русский сыщик И. Д. Путилин т. 1 полностью

СТРАШНОЕ ДЕЛО КРОВАВОЙ КРАСАВИЦЫ

Коротенький Гусев переулок, соединяющий Лиговку со Знаменской улицей, в то время не был еще застроен пятиэтажными домами и казался огороженным с двух сторон заборами. За заборами раскинулись широкие дворы с садами, а в середине дворов стояли обыкновенно одноэтажные деревянные домики, невдалеке от которых размещались конюшни, сараи, ледник, прачечная и дворницкая избушка.

Дом, в котором произошло это странное убийство, был двухэтажным. В нижнем этаже жил майор Ашморенков с женой, сыном-кадетом и прислугой. На втором этаже в мезонине проживал домохозяин, коллежский советник Степанов.

В июне месяце 1867 года рано утром в Духов день майор, его жена, сын и девушка-прислуга были найдены убитыми.

* * *

Было десять часов утра. Я только что приехал с дачи в своей одноколке, когда запыхавшийся квартальный ввалился ко мне и прокричал:

— Страшное убийство! Двое, трое, четверо!

— Где?

— В Гусевом переулке.

— Едем.

Захватив с собой одного из агентов, ловкого Юдзелевича, я прыгнул в одноколку и поехал, приказав оповестить судебные власти.

У ворот и во дворе уже толпились зеваки. Будочники отгоняли их, переругиваясь и крича до хрипоты. У крыльца меня встретили бледные пристав и помощник.

Я прошел за ними в квартиру майора. Картина, представшая перед глазами, произвела на меня страшное, незабываемое впечатление. Я вошел не с крыльца, а через кухню, дверь в которую приказал отворить пристав. Ставни уже были распахнуты, и ясный летний день весело сверкал в чистеньких комнатах, оскверненных ужасным преступлением.

В просторной, чистой и светлой кухне ничто не указывало на преступление, но едва я дошел до порога внутренней двери, как наткнулся на первую жертву преступления. Молодая девушка в одной сорочке лежала навзничь, раскинув руки, на самом пороге. Вокруг ее головы стояла огромная лужа почерневшей крови, в которой комом свалялись белокурые волосы. Застывшее лицо выражало ужас. Мне объяснили, что это Прасковья Хмырова, служившая у Ашморенковых в горничных второй год.

Я прошел дальше. В спальне майора на постели, залитой кровью, лежал огромный, полный мужчина. Смерть застала его врасплох. Брызнувшая из проломленного черепа кровь, перемешанная с мозгами, запятнала всю стену.

— Экий ударище! — проговорил пристав. — Какая сила!

Мы вернулись назад и через сени вошли в гостиную. Солнце ярко ударяло в окна, глупая канарейка заливалась во весь голос, и от этого картина показалась мне еще ужасней. Посреди пола в одной рубашке, раскинув руки, лежал мальчик лет тринадцати, тоже с проломленной головой. На диване ему была постлана постель, преддиванный стол был отодвинут, на кресле лежала его одежда с форменным кадетским мундирчиком. Удар застал его спящим, потому что подушка и белье были смочены кровью, но потом, вероятно, он соскочил с постели, а второй и третий удары настигли его, когда он был на середине гостиной. Он упал и в предсмертной агонии вертелся волчком на полу, отчего вокруг него на далеком расстоянии были разбрызганы кровь и мозги... Но лицо мальчика было спокойно.

Наконец, мы вошли в спальню жены майора и в ней нашли мирно лежащую, как и майор, маленькую полную женщину. Вся кровать, весь пол были залиты кровью. Голова ее также была проломлена.

Мой Юдзелевич тут же, в гостиной, на стуле нашел и орудие преступления. Это был обыкновенный гладильный утюг весом фунта в четыре. Острый конец его был покрыт толстым слоем запекшейся крови и целым пучком налипших волос.

Убийство, несомненно, было произведено с целью грабежа. Ящики стола в кабинете майора были выдвинуты и перевернуты, ящики комода жены тоже, буфет в столовой, горка в гостиной и, наконец, сундук и гардероб — все было раскрыто настежь и носило следы расхищения.

Картина убийства выяснилась. Сперва был убит майор, затем его жена, потом сын-кадет и наконец горничная. Одно обстоятельство приводило меня в недоумение. Судя по утюгу, убийца должен был быть один, но как он мог решиться один на убийство четырех? Мне казалось это невозможным, и я решил, что действовали непременно два-три человека.

Как вошли и скрылись преступники? Двери в кухню оказались запертыми на крючок, парадная дверь — на ключ, но когда я стал искать этот ключ, его не оказалось. И мне опять представилось, что убийцы, как свои, вошли в квартиру, а когда совершили убийство, то ушли через парадную дверь, заперев ее на ключ, который унесли с собой.

Осматривая кухню вторично, в углу за плитой я нашел доказательства того, что убийцы пытались смыть кровь. Грязная кровавая вода была слита в ведро. Тут же валялась скатерть, которой убийцы вытирались. В тазу была мыльная вода, но уже без крови.

* * *

Тем временем приехали судебные власти. Мы повторили осмотр, доктор занялся трупами, а мы начали опрос. Юдзелевич втерся в толпу и толкался то во дворе, то на улице, прислушиваясь к разговорам и пересудам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука