Русский Тичборн

Пархоменко показывал о себе, что он из государственных крестьян [14]слободы Петропавловки, родился семнадцатого августа 1796 года и крещен священником Б-ской Воздвиженской церкви, отцом Николаем Богоявленским, который жив в настоящее время и по прибытии его, Пархоменка, в Петропавловку узнал черты его лица, так как отец Николай Богоявленский знал Пархоменка мальчиком и напутствовал при поступлении в ополчение. Отец и мать Пархоменки умерли, когда он находился в военной службе; около тридцати лет назад две сестры его также умерли до возвращения его на родину, но есть дальние родственники и сотоварищи детства, которые узнали его и могут подтвердить под присягою, что он именно Пархоменко, родившийся в Петропавловке, а не кто-либо другой. Таких лиц Пархоменко представил в числе двенадцати человек и припоминал им, при очных ставках, некоторые свои и их детские шалости и проделки. Свидетели единогласно подтвердили слова его и признали его за Степана Максимовича Пархоменка. Наконец, о службе своей в N-ском гусарском полку, кроме указа об отставке, Пархоменко представил различные записки и письма, адресованные к нему его прежними сослуживцами как до отставки, так и по выходе в нее, и, в числе прочих, письма своего бывшего эскадронного командира, ныне отставного генерал-майора, князя Памфилова. Но все эти доказательства не смущали полковника Масоедова, и он продолжал упорно уверять, что Пархоменко — крестьянин Ксенофонт Петров Долгополов. Однако и он увидел, что уличить Пархоменка в самозванстве какими-либо документами нет никакой возможности, а далее беспокоился, что едва ли и самые очные ставки Пархоменки с его свидетелями, которые знали Ксенофонта Долгополова, могут привести его к удовлетворительному результату, ввиду несомненно твердого запирательства Пархоменка и присяги свидетелей противной стороны. Словом, дело стало принимать весьма дурной оборот для Масоедова…

IV

В шести или семи верстах от губернского города Т*, по большой дороге на Москву, лежит помещичье имение Варваровка, с тремя тысячами душ жителей, малороссиян, замечательное по своему красивому и привлекательному местоположению. Особенно хороша Варваровка в летнее время и весною, когда распускаются деревья и из-за зелени скромно и вместе с тем как-то кокетливо выглядывают маленькие беленькие крестьянские домики. Посредине Варваровки лежит обширный парк, окруженный каменного оградою и примыкающий к быстрой и светлой реке Торопце, омывающей Варваровку. Из-за ограды внутри парка ныне виднеются среди зелени развалины какого-то огромного нежилого здания с претензиями на готический стиль, в своем роде очень красивого и по своей огромности, сравнительно с другими зданиями в Варваровке, даже величественного. Здание это некогда было господским домом. От ворот в ограде со львами и прочими атрибутами до парадного подъезда в доме шла густая тополевая аллея, усыпанная желтым песком. Варваровка еще в царствование Елизаветы Петровны [15]принадлежала уже дворянскому роду Масоедовых, довольно древнему в России, но несколько раз она переходила в другие руки и вновь случайно возвращалась к ним обратно. Так, например, в царствование Екатерины Великой [16], в 1770 году, Варваровка принадлежала премьер-майору Стогонову, доставшись ему в приданое за его женою, Варварою Константиновною, урожденною Масоедовой, но как у Стогоновых не осталось в живых детей, то после смерти Варвары Константиновны Стогоновой, в 1810 г., Варваровка перешла во владение к брату ее, Александру Константиновичу Масоедову, а потом, по наследству, к сыну его, Митрофану Александровичу. Варвара Константиновна вышла за пятидесятилетнего неопрятного старика, премьер-майора Стогонова, четырнадцати лет, по воле своих родителей, без собственного согласия, о котором, впрочем, ее никто и не спрашивал, и, разумеется, без всякой любви. Поэтому не было ничего удивительного в том, что это замужество не принесло счастия Варваре Константиновне. Явных семейных раздоров и ссор между супругами не было, и Варвара Константиновна всегда была верна мужу, но, несмотря на свой мягкий и скромный характер, она часто жаловалась близким подругам и родным на старчески ворчливый характер своего мужа и признавалась, что он ей противен. Наружностью Стогонова нисколько не походила на своих подруг, помещиц того времени. Вследствие раннего замужества или других причин, она осталась на всю жизнь недоразвитою физически: с узенькими, как у девочек, плечиками и грудью и тощими ручками; но, при всем этом, физиономия ее была очень красива и симпатична. Более всего в физиономии ее обращали на себя внимание темно-голубые глаза, в которых отражалось много добродушия, тонкий носик и черные густые волосы, спадавшие на лоб природными фестонами [17]. Несмотря на ее красоту, в Москве, где она жила со своим мужем, как-то на нее никто не обращал внимания.