Русский транзит

Называется: взять на испуг. Поливать честную компанию из «узи» и в мыслях не было (хотя парнишки, поливающие из «узи» меня на Восьмой-авеню, безусловно заслужили… но кто? пуштуны-таджики? Головнин собственной персоной?). На испуг не взял. Даже наоборот! Если можно так выразиться, то – одним полушарием мозга я взвыл от удара-отдачи по рукам, вторым полушарием запрыгнул назад, за «линкольн». Ладони трясло «газированными мурашками». Ногой подцепил какую-то железку и отшвырнул подальше в сторону – пусть гремит, сам ушел перекатом в прямо противоположном направлении. Застыл. Но… Кажется, им всем было не до меня. Пока что… Стрельба беспорядочная и оглушающая. Резонанс, доложу я вам! Да я сам резонировал-вибрировал на манер камертона, по которому вдарили. Счастлив мой Бог! А я-то брюзжал по поводу громоздкости-массивности «узи» – пуля угодила аккурат в него и вышибла у меня из рук. Значит, целили в голову – я же на вытянутых держал, перед собой, на уровне глаз. Вспышки не было. Значит, сквозь пиджак пальнули. Сквозь рукав? Лихарев не обернулся, не успел – начал поворот, но дальше я не видел, я уже запрыгнул назад. Значит… Валька? Однако и реакция у него! А какой иной реакции я ждал? То есть я ждал иной реакции, но – моя вина, мой прокол! Ам-мериканец новоявленный, беженец хренов! У нас в Ам-мерике, у нас в Ам-мерике! И стоило обнаружить земляков-соотечественников без англосаксонской примеси – взревел! ПО-РУССКИ!

В англосакса бойцы Конторы еще замешкались бы пулять (ФБР? полиция?). Но мой русскоязычный взрёв был равносилен для всех для них команде: «Пли!».

Язык отнялся, да, Бояров? Лучше бы он действительно отнялся – тогда бы руки не отнялись, они мне понадобятся как никогда. Иначе… иначе уже никогда не понадобятся. Да, я готов с голыми руками на танк, но при условии их работоспособности-функциональности. Пауза необходима – восстановиться, чуткость пальцев обрести.

Пауза и возникла. Только что грохот, визг пуль и – тишина. Относительная. Уши заложило, но: какие-то бесперебойные механизмы мерно гудели в ангаре, сквозняк-ветерок скрежетал чем-то плохо закрепленным, птица ночная гаркнула. Тишина.

Не нравится мне, ох, не нравится! Что там У НИХ? Волки от испуга скушали друг друга? Поглядеть бы. Но пока лучше не высовываться без крайней нужды…

… которая и случилась. Куда уж «крайней», куда нужней, если еще одна, мать-перемать, «птица ночная» гаркнула:

– Эй! Герой! Выползай! Р-руки! Без глупостей!

Я этот голосок из тысячи опознаю. Лихарев!

И дошло до меня, что без глупостей означает: ладошки за голову, мелкими шажочками. А то – выстрел в спину. Ага, в спину. Сказал ведь, уши заложило – но спина по- прежнему чуткая. Молодец какой тот самый залысый боец! Мало того, что выпутался (а вязал-то я его профессионально!), он еще и «ствол» где-то добыл – держал меня на мушке, соблюдая дистанцию, исключающую недавние захваты щиколотки, а также запястья, а также любых иных частей тела.

Высоковато, не допрыгнуть мне. Залысому бойцу сверху видно все, ты так и знай, Бояров!

Там вдоль стены на уровне метров восьми – мостовой кран и конструкция навесная, лестница-коридорчик. С этой- то лестницы он и водил меня на прицеле. А Лихареву, соответственно, проще некуда определить мое местонахождение даже сквозь преграды-нагромождения. То есть не сквозь, а – поверх: залысый боец стволом точнехонько указывает. Потому и не сработал отвлекающий звяк железяки, пусть бы я ее хоть на километр отбросил. Впрочем, железяк здесь хватает…

– Без глупостей! Не ясно?!

Ну-ну. Глупость – она относительна. Для кого как. Да, Лихарев больше доверился глазам, а не ушам. Что же я позволил ему увидеть? Ему и «вышестоящему» бойцу. А позволил я им обоим увидеть: отчаявшийся Бояров безоружен, попав меж двух огней, вцепился в малополезную хреновину «Узи» был бы более полезен, но где он? А вот «томас» за поясом под тишеткой еще очень даже пригодится. Следовательно, нет у Боярова иного оружия, кроме, подобранной железяки, хоть обыщите! Да нечего Боярова обыскивать – будь у него какое ни есть оружие, стал бы он нашаривать по полу гаечный ключ четырнадцать-на-девятнадцать. Глупость! Вот и не надо Боярова обыскивать. А железяку я брошу, брошу. Прошу простить – я машинально, я машинально…

Видите? Я послушен. Ладошки за голову, мелкими шажочками. Все видят? Глаза пошире разуйте. Видят не все. Оба пуштуно-таджика никогда уже не разуют глаза. Лихарев оказался метким полковничком. Не в пример нашей с ним франкфуртской разборке. По пуле в лоб схлопотали. А то и не Лихарев – залысый подручный с верхотуры. Поди разберись… Валька же Голова держал руку плетью, с нее изрядно капало, тут же скатываясь-сворачиваясь в пыльные темнокрасные шарики-кляксы. И пистолет у ног его валялся – не нагнуться, не взять.

Кто? В кого? Почему? А как же я? Некая в событийном ряде путаница. Легкая путаница, как в Библии. Каждый волен толковать по-своему. Потом, потом толковать буду – уцелеть бы!

– Ближе! Еще! – гаркал Лихарев. – Не ко мне! К нему!