Русский транзит 2

Мужик занес свой страшный нож над головой сжавшегося в жалкий комочек железнодорожника… но тут женщина выхватила папку из рук своего стремительно идущего ко дну «спасителя» и со всей силой ударила ею мужика по голове. Обезьяноподобный икнул и остолбенел от неожиданности, тогда женщина грохнула его еще раз. От второго удара тесемки у папки лопнули, и на землю осенним листопадом хлынули документы.

Обезьяноподобный опустил свою руку с ножом и удивленными, ничего не понимающими глазами уставился на Михаила Семеновича.

— Мужик, ты кто? — тупо спросил он. — Люська, что он тут делает?

— Я тут работаю, — жалобно захныкал железнодорожник, боясь поднять глаза на громилу. — Я тут иду, а она ко мне пристает. Чего пристала! — вдруг взвизгнул он и вырвался из почти борцовского захвата несчастной, отскочив в сторону.

— Мужик, стой на месте, — грубо, но уже как-то просветленней сказал обезьяноподобный. — Что ты здесь делаешь с моей бабой?

— Я на работу иду, а она пристает, за плечи хватает!

— Ты зачем к нему пристаешь, Люська?

— Это ты к нему пристаешь! У, морда пьяная! Житья от тебя нет! Чуть хорошего человека не зарезал!

— Я, что ли? — удивился мужик и тупо посмотрел на свой нож. — А нож откуда?

— Это тебя, алкаш проклятый, спросить надо! Ишь до чего дошел — прохожих на улице резать! Тьфу, перед людьми стыдно! Уйду от тебя, дурака! — гневно кричала женщина, уже выступив вперед.

— К нему, что ли? — мрачно спросил обезьяноподобный, указывая на Михаила Семеновича.

— Нет, — едва слышно пролепетал «спаситель».

— А, может, и к нему. Он храбрый, он меня защитил и водку не пьет, наверное. Вы ведь водку не пьете?

— Нет!!! — завопил Михаил Семенович. — Нет!!! — И побежал по путям в сторону пакгаузов.

— Подождите! — закричала женщина. — А как же ваши бумаги? Я их вам сейчас соберу!

Человек, наблюдавший эту бурную сцену из-за вагонов, удовлетворенно улыбнулся. Эти двое знакомых ему наглецов сделали всю нужную ему работу: они позволили ему остаться в тени.

— Ну что, славно вчера порезвился, Павлушенька? — Над кроватью Паши Колпинского стоял улыбающийся Николай Николаевич в вонючем тельнике. Молчаливая братва с интересом следила за ним, сидя за столом с картами в руках.

— Порезвился, порезвился… Не очень славно, но порезвился.

— А что ж ты без спросу ушел? Нехорошо, сынок! Бабки взял, а работать не хочешь. Твоя работа, сынок, — меня слушаться, а ты в самоволку. Нехорошо. А вот проломили бы тебе где-нибудь головку или дырок наковыряли, что тогда? Тогда бы дедушка за тебя перед Хозяином отвечал по всей строгости…

— Так ты все равно не отпустил бы, Николаич. А мы ведь тут неделю уже без баб сидим.

— Милый, а мы-то чем хуже баб? — лукаво сказал стручок, и братва довольно заржала. — Да что ты там шары под одеялом катаешь? Что, намаялся за ночь с погремушкой-то своей? А ну, вставай быстро. — Глаза старика зловеще сузились и вдруг снова стали ласковыми. — На работу пора, Павлуша. У нас сегодня большой день: сдаем груз и — гуляй братва! А завтра — завтра домой, в Питер, к шалманам да бабам крашеным. Кстати, завтра и премиальные получите! А ты, Павлушка, будешь у нас сегодня за двоих отрабатывать! — И Николай Николаевич небрежно похлопал по щеке напрягшегося всеми мышцами Пашу.

Паше вдруг страстно захотелось сейчас же раздавить этого старого паука, да-да, вмазать ему хорошенько по брюху и потом раздавить… Но он прекрасно понимал, что должен с непроницаемой улыбкой сносить от него все эти фамильярные похлопывания и обидные насмешки. Уяснивший особенности и законы среды обитания, где основными добродетелями были уголовное прошлое, железные мускулы и жестокость, он чувствовал, что этот Николай Николаевич совсем не так прост, как это показалось ему в начале их знакомства, что он гораздо опаснее двухметрового громилы, какого-нибудь дубиноголового Фантомаса в темном переулке. Этот самый Николай Николаевич всегда так мягко стелил, что Паше до рассвета не хотелось смыкать глаз, чтобы однажды не встретить первые ласковые лучи солнца с перерезанным горлом…

Поэтому-то Паша Колпинский лишь вежливо улыбнулся и, сказав: «Виноват, отработаю!», стал быстро одеваться…

На пакгаузе уже вовсю шли погрузочные работы. Электрокары вывозили ящики к подъездным путям, находящимся в непосредственной близости от ворот, где их кранами грузили на открытые железнодорожные платформы.

Хмурая братва, пугая своим мрачными лицами и кожаными куртками складских работников, молчаливо прогуливалась по пакгаузу, поглядывая по сторонам и ожидая, когда наконец крановщик со стропальщиками приступят к погрузке их контейнера. Но на вопрос: «Когда же?» работяги только пожимали плечами, мол, никаких распоряжений на ваш счет пока не было…

Наконец быстрым шагом в пакгауз заявились запыхавшийся Николай Николаевич и какой-то ответственный за погрузку чиновник очень маленького роста с черными бегающими глазками. Оба что-то кричали друг другу, размахивая руками и брызжа слюной в лицо собеседнику.