Русский транзит 2

Долю секунды Юрьев чувствовал удар такой силы, словно он вдруг столкнулся на встречных курсах с тепловозом, и после этого тело его стремительно перешло в атомарное состояние…

Навстречу Юрьеву бежала Ирина. Она бежала, словно сопротивляясь сильному встречному ветру, выставив руки вперед и опустив голову. Чем ближе подходила Ирина к Юрьеву, тем тяжелее ей было двигаться. Она уже едва-едва передвигала ноги, упираясь локтями в пространство, словно оно было тяжелым и тягучим.

В двух шагах Ирина остановилась, ощупывая ладонями невидимую стену, отделявшую ее от Юрьева, словно искала зазор в ней. Наконец она нашла его и, мучительно напрягшись, стала раздвигать пространство.

Юрьев понял, что она хочет что-то сказать ему. Он навалился на вязкий, тягучий воздух, чтобы продавить его своим весом. Но воздух вдруг стал густеть, приобретая почти резиновую упругость. Ирина, не глядя на Юрьева, вытянувшись в струнку, начала протискиваться к нему сквозь узенькую щель, куда Юрьев протянул руку с судорожно растопыренными пальцами. В тот момент, когда разделявшая их стена приобрела кристаллическую твердость и начала сдавливать Ирину, Юрьев успел коснуться ее ладони.

Ладонь была маленькая и сухая. Последнее, что увидел Юрьев, было лицо Ирины, вдруг ставшее лицом слепой Параскевы…

— Ну что, уважаемый, освежился? Еще хочешь «шокера»? Правда, отличная штучка? Самое гуманное в мире средство для поднятия тонуса и стимулирования умственной деятельности. Оказывает кумулятивное действие на мозжечок! — сказал, нервно хихикая и придвигая к очнувшемуся Юрьеву свое аккуратное, гладко выбритое лицо, один из джентльменов. — Ну что, будем подписывать?

— Куда он денется, Вова. — Юрьев впервые услышал имя кожаного молодого человека. — Подпишет и еще попросит, только чтобы больше не отлетать.

— Верно, Витя. Какие странные люди: говоришь им — не слышат, платишь за них — не ценят, не говоря уже о простой человеческой благодарности… Да, измельчал народец и умом тронулся: не понимают, ничего не понимают. Мы ведь о стране заботимся, а они все про свое: дай на бутылку, не хочу работать, не желаю цивилизованным становиться. Лучше вонять буду да по подвалам с кошками знаться.

— Сейчас Николай Алексеевич вернется, и вы ответите, — простонал Юрьев.

— Смотри-ка, букашка, а тявкает, как собачка, — сказал Витя, удивленно вскидывая брови. — Николай Алексеевич, может, и вернется (Вова при этом закатил глаза и комически перекрестился), но только тебя уже здесь не будет… Извини, мужик, будем опять мозги тебе вправлять.

— А он копыта не откинет? — спросил Вова.

— Может, и откинет…

— А кто тогда бумагу подпишет?

— А ты и подпишешь. Профессор дал его заключение с подписью, оттуда и передерешь.

— Ладно, это уже не важно. А какой упорный доходяга достался! Ты идейный что ли, говнюк? На идеологической работе был?

— Да нет же, таких у нас не держали, — сказал Вова. — Это, Витя, результат как раз идеологического разложения: перегной социализма.

— Ладно, кончай базар, — сказал Витя, — с этим идейным физиком дохлый номер. Пора ехать к химику. Не дай Бог, он что пронюхает и дров наломает, тогда придется и из него делать шизика, а то и вовсе-в шихту…

— Ас этим что? — спросил Вова. — Столько сил на него потратили. И зачем только все это надо было?.. Теперь-то куда девать его будем?

— Вовик, не задавай глупых вопросов. Вокруг на земле столько места для идейных… Бодни-ка лучше его еще раз «шокером» для профилактики и тащи в машину.

Когда Вовик, кривляясь, вновь вытащил из кармана свое орудие убеждения, использующее последние достижения научной мысли, а Юрьев закрыл глаза, ожидая в любой момент получить в грудь удар «Красной стрелы», летящей с курьерской скоростью из Москвы в Петербург, дверь в овальную гостиную отворилась и на пороге появились старые знакомые — майор с усатым сержантом.

Вовик, вопросительно посмотрев на Витю, улыбнулся и быстро спрятал «шокер» в карман. Юрьев с облегчением вздохнул: доводы милиционеров, аргументируемые ударами хромовых сапог и пудовых кулаков, казались ему младенческой забавой в сравнении с Вовиной гуманной «игрушкой» кумулятивного действия.

— Добре, значит, не договорились с хлопчиком? — начал майор. — Ой-ой-ой, этак вы из него раньше времени душу вынете, а мне шо останется? Отруби? — Майору явно хотелось покуражиться. — Ну, вставай. Пойдем, хлопчик, впереди у нас с тобой еще столько посиделок. Сержант надел на Юрьева наручники.

— Да и хлопчики тебя в камере заждались: ты им что-то должен, особенно одному, такому щербатенькому, худенькому, по кровушке скучающему…

— Скучавшему, майор, — сказал Юрьев, с трудом разлепив рот и подняв глаза.

— Ты что говоришь? Это как? Как это?

— А так. Насосался и уснул вечным сном, как болотный кровосос… А вы чего вернулись, мало заплатили, что ли?

Вова и Витя, послушав некоторое время, пошли к выходу.

— Эй вы, — окликнул их майор, — ремешки свои сыромятные заберите. Нехорошо добром разбрасываться.

— Возьми их себе, майор, может, пригодятся. Советуем долго с клиентом не возиться — бесполезно.