Русский транзит 2

Надо признаться, что в молодые годы он и не рвался в большую науку, прекрасно сознавая свои возможности. Это она, Кира, толкала его вверх, заставляла расти… И он вошел во вкус. Он научился быть спокойным и солидным, научился многозначительно молчать, качая головой — то саркастически, то с отеческим поощрением, особенно когда не мог понять сути вопроса, — и все коллеги за пределами его института постепенно уверовали в то, что он действительно крупный ученый. Хотя цену ему прекрасно знали все ближайшие подчиненные, вплоть до последней лаборантки.

И вот брошенный на произвол судьбы Игорь Сергеевич должен был теперь в одиночку добиваться академства. Лишенный столь мощной поддержки в лице жены, прекрасно знавшей академическую кухню и входившей в нее с черной лестницы, в лице этой опытной интриганки, могущей влиять на самых неприступных, самых идейных и принципиальных товарищей через своего папочку, знавшего всю их подноготную, Игорь Сергеевич спешил теперь, не разбирая дороги, к заветной цели. Выставив вперед свои тонкие руки и с детской обидой на лице округлив ничего не видящие от слез глаза, он, то и дело спотыкаясь и падая, смертельно боялся навсегда опоздать к пиршеству жизни.

Только его секретарша Екатерина Сергеевна и могла в эти последние месяцы утешить Игоря Сергеевича. Увы, времена молоденьких аспирантш и соискательниц безвозвратно ушли.

А как было хорошо когда-то изображать из себя льва! Прежде, так сказать в великие и незабвенные времена, он всегда мог себе позволить запереться в директорском кабинете с какой-нибудь из подающих недежды сотрудниц, беззаветно влюбленных в науку и, естественно, в жреца этой науки. Там он по-барски угощал ее коньяком и конфетами, жаловался на проклятую заграницу, от которой ему отбоя нет: все приглашают и приглашают… Потом прозрачно намекал на вдруг возникшее у него ощущение единства душ и со смехом, словно в шутку, лез к ней под юбку, внимательно оценивая ответную реакцию.

В случае возмущенного отпора со стороны обольщаемой, он сначала все сводил к немного неудачной, но зато веселенькой шутке, так сказать, к невинной шалости, а потом, в течение всего каких-нибудь двух месяцев выводил щепетильную в межзвездное пространство — за ворота института с более чем сдержанной характеристикой и телефонными разговорами о полной профессиональной непригодности.

Сотрудницы, поверившие на кабинетном диванчике в единство душ, или, по крайней мере, только сделавшие вид, вскорости защищали свои работы на ученых советах и, в общем, совсем неплохо устраивались как на рабочем месте, так и в личной жизни, поскольку многие из молодых специалисток могли вдруг оказаться в первых рядах на получение ведомственной жилплощади, и это, безусловно, было хорошим подспорьем молодым семьям. Да, Игорь Сергеевич старался не забывать своих… Это случилось два года назад.

Как-то на одном из многочисленных институтских собраний он высмотрел русоволосую, крепкую девицу, страшно активную, бывшую в студенческие годы, вероятно, комсомольским вожаком.

Месяца два Игорь Сергеевич с интересом и благосклонностью приглядывался к этой самой Оксане Николаевне, прежде чем выдвинуть ее в профсоюзные лидеры. Старику хотелось, чтобы сия налитая пьянящей легкостью молодость и уверенная в себе красота находились как можно чаще рядом с ним… Нет, даже не так: он просто желал их всегда иметь при себе.

И он стал носить заграничные клетчатые пиджаки и делать романтические прически в салоне на Невском: седина была ему очень к лицу. Игорь Сергеевич теперь много шутил, мягко улыбался и говорил притчами.

Оксана смотрела на него своими блестящими черными глазами и смеялась, обнажая крупные жемчужины ровных, как с рекламной фотографии, зубов. Теперь они сидели в президиуме рядом, и он ощущал терпкий и пряный запах ее молодого тела.

Вела себя Оксана очень смело и независимо. И совсем не потому, что, как это обычно бывает, у нее где-то там, дома, в унылой коммуналке мог быть муж скажем, бледный и жалкий, не признанный никем художник или, того хуже, плаксивый графоман (у таких женщин мужья если и могли быть, то лишь в качестве недоразумения, так сказать, довесков, словно специально дарованных им судьбой, дабы немощь и тщета оттенила их блеск и великолепие), — а потому, что так уж она была устроена: законная дочь полей, холмов и синего неба, безоглядно парящая над миром и не сознающая себя…

Игорь Сергеевич готовился долго: загорал у себя на даче, зарабатывая новые родинки на дряблом пергаменте плеч, делал упражнения: приседал, треща, как валежником, суставами, лежа на спине, с одышкой крутил велосипед… Лицо его посвежело, живот, и без того вполне приличный для его возраста, перестал давить на нижние пуговицы сорочки.