— Познакомься, Сёмушка, это мой старый друг Виктор, — представила ему Выкрутасова хозяйка советского рая. И добавила игриво: — Не человек — ураган!
— Да? — вскинул бровь Сёмушка. — Очч-прят. Семен. Так вот, значит, Инесса Фёдна, какие у вас люди теперь на доске почета. К вам нельзя ли стульчик подставить?
— Нет, Сёмушка, иди, нам и вдвоем хорошо, — к радости Выкрутасова отшила буденновского рака Инесса.
— Что за кот такой? — спросил ее Выкрутасов, когда усатое заливное ушло за свой столик.
— Сёмка-то? — фыркнула Инесса. — Ну так… В свое время у меня с ним были клей-моменты, но потом он быстро сдох. Форсу много, а мажору мало. Заказывай, Витек!
Дмитрий Емельянович, чувствуя прилив сильного голода, назаказывал много — все четыре салата по одной порции каждого, икры черной и красной, и даже омулевой, севрюгу с осетриной, лососячий медальон, слоеный паштет и, конечно же, «Гнездо ястреба», а из горячих закусок — жульен из петушиных гребешков с грибами «джунь-ху» и шпротно-миножью запеканку «Тихий океан». От супа он хотел отказаться, но Инесса настоятельно советовала ему взять азербайджанскую хашламу «Бакинские комиссары». На горячее ей он заказал осетрину «Сталинград», а себе — мясной торт «На нашей улице праздник».
— Спиртное пить будем? — спросил он в робкой надежде на то, что когда-нибудь сбудутся его мечты о трезвости.
— Обязательно! — выпучила глаза Инесса. — Принесешь нам, товарищ, сам знаешь чего, — кинула она официанту.
— Служим трудовому народу, — улыбнулся тот, удаляясь.
— А что он нам принесет-то? — малость струхнул Выкрутасов.
— Увидишь! — подмигнула хозяйка «Советской власти». — Тут для меня особый бальзам делают. Я его с коньячком смешиваю, а тебе лучше его с водочкой мешать — знаешь, какой сухостой до утра будет — ураганный!
— До утра?.. — похолодел Дмитрий Емельянович. Честно говоря, сегодня ночью он намеревался спать-отдыхать, чтобы быть готовым к завтрашним подвигам.
— А ты что, хотел бы до полудня? — засмеялась Инесса. «Она, земляк, такая сексосильная!» — вспомнились и мурашками проползли по спине Выкрутасова слова Инессиного мужа-алкоголика.
— Если партия прикажет, могу и до полудня, — отшутился бывший политинформатор, мысленно смиряясь: «Будь что будет, поедим, выпьем, само пойдет!»
Пришли закуски, а к ним бутылка коньяка, колба с водкой и черный пузырек.
— По три-четыре капли на каждую рюмку, — предупредила веселая женщина. — Ну, Витенька, выпьем за нашу долгожданную встречечку!
— Выпьем, гупёшка, — подмигнул ей Выкрутасов.
Черный бальзам придавал водке приятной сладости и какой-то лесной прохладцы. «Гнездо ястреба» несколько разочаровало — оказалось, это просто блин, на блине три половинки крутых яиц, политые соусом сациви. Зато все остальные закуски не подвели, особенно горячие, хотя грибы «джунь-ху» с виду были подозрительного черного цвета, но, быть может, они сродни бальзаму?
От нескольких набальзамированных рюмок водки Дмитрию Емельяновичу стало гораздо лучше на душе и в теле, усталость исчезла, изнутри стальным стержнем нарастала новая сила. Он лукаво поглядывал на Инессу, и его так и подмывало сказать: «А что, хотя бы и до полудня!» В этом ресторанно-советском раю царил полный матриархат. То и дело к столику подходили разные люди и здоровались с хозяйкой за руку, говорили добрые слова и получали от нее коммунистическое благословение. Выкрутасов, находясь в нарастающем игривом настроении, каждому из них давал кулинарные прозвища. Сначала в уме, а начиная с третьего — вслух. Третьим был некий субъект с лицом морковного цвета, совершенно седой и очень черноглазый.
— Зразы морковные с изюмом под сметаной, — сказал Выкрутасов, когда субъект удалился.
— Это ты про что? — спросила Инесса.
— Про него, — кивнул Дмитрий Емельянович.
— Точно, что зраза! — рассмеялась Инесса.
Следующим был загорелый кавказец, получивший в выкрутасовском прейскуранте прозвище «люля-кебаб, запеченный с яйцами». Владычица ресторана хохотала от восторга и требовала продолжения игры. Высокий блондин с сильно напудренным лицом и в кашне был припечатан обидным наименованием «телячья спаржа в панировке», а двое жуликоватого вида с бегающими глазками получили своим обозначением «голубцы заливные с фрикадельками». Инесса хлопала в ладоши от восхищения, и начхать, что не бывает заливных голубцов и телячьей спаржи:
— Витька! Ну ты и талант! Да я тебе сразу народного артиста дам, как только в Кремле сяду. Это же надо! А ведь и точно, что Вытягин — типичнейшая телячья спаржа в панировке! А эти хмыри… Как-как? Фрикадельки под голубцами?
— Заливные голубцы с фрикадельками.
— И правильно — они постоянно заливают, а сами так и трясут фрикадельками. Так, а вот этого как назовешь?
Следующей жертвой был роскошный красавец в ярко-синем клубном пиджаке-электрик и белых брюках, повязанный кембриджским галстуком. Он единственный, кто не просто пожал, а и поцеловал руку Инессы, и сразу стало ясно, что у него с ней было очень много клей-моментов. Сильная ревность обуяла Дмитрия Емельяновича. Этого надо было бить наповал.