Застольным кавалером хозяйки дома был русский тенор Алеша, который находился на стажировке в Ла Скала. Он совершенно не соответствовал своему романтическому образу. Алеша выглядел как бас, эдакая двухметровая орясина с румяным веснушчатым лицом. Тенор скучал, интересничал, говорил, что разрывается между Киевом и Миланом, при этом ясно давал понять, что в Киеве пребывает только его душа, а тело с квартирой и гонорарами замечательно существует в Италии. И вообще все ему было скучно, и грустно, и совершенно некому, господа, подать руку.
Третья пара мнимых русских была представлена итальянцами – подругой Люлю с мужем-капиталистом, который производил то ли мебель, то ли макароны, не суть важно. Сама Люлю была похожа на немолодую куклу Барби: платиновые волосы до плеч, распахнутые в вечном удивлении глаза, худые холеные ноги. Она была разговорчива, любила искусство и собирала бегемотов в виде мелкой пластики, игрушек, рисунков на чашках, тарелках и на бумаге. Люлю казалось это остроумным, а Яна втайне решила, что она просто тиражирует изображения мужа. При неком допуске капиталист и правда смахивал на бегемота.
Вечер прошел преотлично. Фотограф быстро отщелкал интерьер, потом принялся за живых. Застолье не озвучивалось, поэтому за едой булькала в основном итальянская речь. Рита с удовольствием переводила подруге весь разговор. Выяснилось, что Яна помнит много подробностей этого вечера и только прилизанный сосед продолжает хранить инкогнито. А ведь у него было простое нашенское имя. Виктор или Валерий… Нет, пожалуй, Виктор. Что же он ей говорил целый вечер? Комплименты, это понятно, и еще он утверждал, что путешествовать по туристической путевке гораздо комфортнее. Яна сопротивлялась и говорила, что жить в частном доме несоизмеримо лучше, чем в гостинице, а Прилизанный спрашивал… Что же он спрашивал? Ах, да… он интересовался, отметилась ли она у карабинеров, то есть в полиции, о своем пребывании в Милане.
– А ведь они могут и не разрешить проживать у вашей подруги… (Поддразнивал или кокетничал?) Вы сколько времени проторчали в итальянском посольстве, получая визу? То-то же! А за туристов все документы оформляет фирма.
Тенора Яна помнила отлично, потому что он водил ее к «Тайной вечере» Леонардо. Потом они гуляли по городу. Замок Сфорци… и удивительное огромное дерево в парке. Оно цвело синими колокольчиками, целые гроздья колокольчиков, как тысячекратно увеличенная сирень. Колокольчики пахли фиалками. А Прилизанный больше не появлялся в их доме. Да и разговоров о нем не было.
Ах, Италия, чудное было время! Миланский собор… они зовут его Дуомо. Там лес колонн, мерцающие витражи, свечи, воткнутые в песок на подносах. Гулкое, божественное эхо рокочет, мотается меж мраморных стволов, а потом устремляется вверх и исчезает в их акантовой кроне. А вокруг Дуомо – солнце, туристы, голуби.
Потом на Милан лился дождь в тысячу ручьев, Яна промокла, продрогла и заболела. Ритка лечила ее неведомыми итальянскими лекарствами. Они там странно лечатся. В Москве при простуде рекомендуется принять аспирин, попить горячего чаю с лимоном и лечь в постель. А в Милане считают, что при высокой температуре ни в коем случае нельзя пить горячее, а тем более – водку. Еще одна тема для Риткиной статьи.
Старинный университет в Милане… славное здание. А недалеко в проулке лавчонка антиквариата. Хозяин лавки – Риткин друг и венецианец. Видимо, именно здесь подруга покупала все свои цацки. Лохматую голову венецианца венчала тирольская шляпа, а торс до пояса, как у Брежнева орденами, был украшен самыми разнообразными значками. На память о Милане Яна купила серьги с прибалтийским янтарем и африканские бусы.
Поистине, итальянская жизнь Яны была полна парадоксов. В Риткином доме никогда не было еды, но в углу на кухне стояло два ящика отличного вина. Убираться в дом приходила молоденькая метиска из Латинской Америки. Она же подавала утром Яне кофе с двумя печеньями. Объясняться с метиской было до чрезвычайности сложно. Почему-то нигде в их районе не продавали ни хлеба, ни сыра, ни ветчины. Завтракать Яна ходила в пиццерию.
Тогда ее пребывание в Милане не предвещало никакой беды, а она могла быть, потому что Ашот был связан деловыми отношениями именно с Миланом. Какие это были отношения – она не знала, но подозревала, что вслух об этом лучше не говорить. Дважды Яна звонила каким-то людям и на чистом русском языке говорила непонятный текст, похожий на пароль или шифр. Что она тогда думала и понимала? Да ничего.
Она точно помнит, почему во время русского вечера как-то сам собой возник разговор про Ашота. Кто его начал? Нет, не вспомнить. Во всяком случае, не она сама.
Она позвонила Ритке в час ночи, для Милана это вполне разумное время. По счастью, подруга была дома. Она долго не могла врубиться в разговор: кто сидел, за каким столом? Потом по ниточке стали вытаскивать из прошлого подробности. Скоро это Рите надоело:
– Тебе что – деньги не жалко? О какой ерунде мы говорим!