– Чтобы выкинуть весь этот мусор на помойку. Выкинуть и забыть о нем. Пока эти фотографии у тебя на руках, ты не успокоишься и будешь все глубже погружаться в трясину.
– Ты уверена, что тебе ничто не угрожает?
– Совершенно. Я пошла стелить постель.
Только когда дом затих, а мать спрятала очки и выключила настольную лампу, Яна позволила себе расслабиться и внимательно обследовать записную книжку. Хозяин ее не отличался аккуратностью. Глянцевые, шелковые на ощупь листки были исписаны небрежно, многие телефоны были зачеркнуты, чернила были и черные, и зеленые, около иных фамилий стояли красные кружки. Похоже, здесь были номера со всего мира. Яна узнавала восьмизначные парижские – они начинались с единицы, это, пожалуй, Италия, да, конечно, Флоренция, судя по коду, а здесь прямо написано – Милан. Десять телефонов, раскиданные по разным страницам, значились под русскими фамилиями, две из этих фамилий были снабжены адресом. Один телефон ее особенно заинтересовал, потому что это тоже было турагентство с красивым названием «Марко Поло-3».
Мать так радовалась, что обнаружилась эта книжка. А какой от нее толк? Набираешь номер и вежливо лопочешь: «Простите, не подскажете ли мне, куда я попала? Мне нужен господин… неразборчиво написано, господин Краюхин». Господин подходит к телефону… А дальше что? Бред! Яна взяла листок бумаги и аккуратно выписала все русские телефоны – на всякий случай. Не носить же с собой в сумке эту вонючую книжицу. Она вообще испытывала к чужим записным книжкам не то чтобы брезгливое отношение, нет… Она их опасалась, как что-то чересчур личное, куда неприлично совать нос.
Что-то еще она забыла сделать, что-то неотложное и важное, важное и неприятное… Как же, как же… За хлопотами она так и не удосужилась позвонить в больницу и справиться о самочувствии Рейтера. Сейчас звонить уже поздно. «А что мне выгоднее, – подумала Яна безучастно, – чтоб он концы отдал или живым остался?» И тут же одернула себя – угомонись, бесстыдница! Как легко, оказывается, очутившись в тисках страха, люди теряют нравственную ориентацию. Слова-то какие нелепые в голову лезут! Явно из материнского лексикона. Нравственная ориентация! Это надо такое придумать.
Просто у нее крыша поехала. Самого Рейтера Яна не боялась. Генка хоть и негодяй, но он сословно свой. С пистолетом в руках он бы выглядел просто смешно. Но Генка любопытен сверх меры… Что за детское определение – любопытен? Он бульдог, и хватка у него бульдожья. И если дела в «Фениксе» несколько увяли, он может начать охоту за спрятанными Ашотом деньгами. Но во второй раз Генка не будет на коленях стоять, а возьмется за дело серьезно. Вепрь толстокожий для приватного разговора наймет людей с уголовным прошлым. Эти лихие пацаны Ашота на тот свет отправили, а с ней тем более церемониться не будут. И Яна под горячим утюгом тоже не сможет церемониться, выболтает все как миленькая…
А как же быть с тем «голосом за сценой», который велел молчать? Нет, так дело не пойдет. И вообще, какие утюги, какие уголовники? Пока Генка под капельницей лежит, вряд ли кто-нибудь призовет Яну к ответу. И жалеть Рейтера она не будет! Пень с ним, с Рейтером!
Ей сейчас о своих близких надо думать. Кто знает, не явись мать с Соколиной Горы настолько возбужденной, Яна, может быть, сгоряча проболталась бы ей про свой поход в «Зюйд-вест» и про встречу с хозяином алого мерса с фотографии. Но если рассказывать все, то надо поведать и про истинную причину страха – то есть про Ашота. А тут надо отдавать себе отчет: если перед Елизаветой Петровной истина встанет во всем своем неприглядном виде, она может и в милицию отправиться. Эти шестидесятники-семидесятники такие наивные люди! Они еще верят, что старший лейтенант может разобраться в любом нагромождении неприятностей.
Еще больше, чем угроза связаться с милицией, Яну пугала активность матери. Рассказывая про записную книжку, она от нетерпения слова глотала. И при этом без конца повторяла: «нам надо придумать», «нам надо предпринять».
Нет, моя хорошая. На носу лето, в библиотеке вот-вот разразится ремонт. Ты, матушка, забираешь Соньку и уедешь в Эстонию. Приглашение на побережье Яна получила еще в марте. Пару недель можно пожить на Соколиной, если Вероника так уж зовет, а потом на все лето в Балтию. Главное – как можно быстрее расшифровать диск. Если она поймет, что содержащаяся на нем информация не имеет к Ашоту и его тайне никакого отношения, то можно просто сломать диск и выбросить его в помойку.