Читаем «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы полностью

Аналитики Народного Комиссариата иностранных дел, готовившие материалы для Генуэзской конференции 1922 г., писали, что целью первого абзаца этой статьи, на первый взгляд будто бы защищавшей интересы России, в действительности являлось стремление держав Антанты сделать для Германии невозможным извлечение какой-либо выгоды от разделения территории бывшей Российской империи на ряд отдельных государств и воспрепятствовать ей в ее попытках подчинить себе какое-либо из вновь образовавшихся государств в хозяйственном или политическом отношениях. Ставя, таким образом, чисто внешние препятствия к сближению окраинных государств, образовавшихся на территории бывшей Империи, с Германией, к которой они естественно тяготеют, державы Антанты, прежде всего, Франция и Англия, ставят эти молодые, неокрепшие в хозяйственном отношении несамостоятельные государства в зависимость от себя[581]. Таким образом, скрытый смысл первого абзаца ст. 116 Версальского мирного договора видели в хозяйственном господстве Англии и Франции над вновь возникшими на бывшей территории России государствами.

Признание независимости государств, возникших на территории бывшей Российской империи, по мнению аналитиков НКИД, следовало понимать не как признание их независимости в целом, а лишь как их независимость от Германии. «Абзац 1 ст. 116 Версальского Мирного договора не может быть истолкован в том смысле, что Германия обязалась признавать эти новые государства независимыми, “вечно и нерушимо”, также и от какой-нибудь русской центральной власти. Это усматривается из того, что к моменту составления ст. 116 и даже к моменту подписания Версальского договора Державы Антанты все еще не решались признать независимость окраинных государств, кроме Польши и Финляндии, т. к., по их мнению, не была исключена возможность воссоздания “Единой и неделимой России” в границах бывшей Империи». Сопоставляя все относившиеся к России статьи Версальского договора, аналитики сделали вывод, что державы Антанты, скорее всего, поощряют распад России на ряд отдельных, более слабых государств, хотя в самом договоре эта мысль не была выражена. Отдельные выражения и термины статей договора (например, статьи 117, 292, 433) указывали, что вопрос о границах географического понятия «Россия» намеренно оставался открытым. Поэтому понятие «независимость» в ст. 116 Версальского договора следовало понимать исключительно как независимость от Германии, сама же статья не могла служить для Германии препятствием к признанию ею вступления в Российскую Федерацию какого-либо из государств, бывшего в момент подписания Версальского договора независимым в том смысле, как это указано в ст. 116, но утратившего некоторые элементы этой независимости из-за вступления в Российскую Федерацию (например, Грузии).

Второй абзац ст. 116 не вносил ничего нового в русско-германские отношения, так как еще задолго до подписания Мирного договора, 13 ноября 1918 г., ВЦИК РСФСР провозгласил прекращение действия Брестского договора и дополнительных к нему соглашений, сообщив об этом по радио всем государствам мира. Текст этого абзаца имел бы смысл лишь в том случае, если бы Германия стала оспаривать законность резолюции ВЦИК об аннулировании Брестского и дополнительных к нему договоров, ссылаясь на то, что международные договоры не могут прекращаться в силу одностороннего волеизъявления одного из контрагентов. В таком случае следовало сослаться на абзац 2-й ст. 116 Версальского мирного договора, хотя волеизъявление Германии, выраженное в этой статье, сделано не по отношению ее к брестскому контрагенту, а по отношению к третьим лицам, версальским контрагентам.

Определенное значение мог бы иметь вопрос о сроке прекращения действия Брестского и дополнительных договоров: следует ли его относить ко времени резолюции ВЦИК или ко времени вступления в действие ст. 116 Версальского договора.

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Russica

Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова
Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И. П. Павлова

Иван Петрович Павлов (1889–1959) принадлежал к почти забытой ныне когорте старых большевиков. Его воспоминания охватывают период с конца ХГХ в. до начала 1950-х годов. Это – исповедь непримиримого борца с самодержавием, «рядового ленинской гвардии», подпольщика, тюремного сидельца и политического ссыльного. В то же время читатель из первых уст узнает о настроениях в действующей армии и в Петрограде в 1917 г., как и в какой обстановке в российской провинции в 1918 г. создавались и действовали красная гвардия, органы ЧК, а затем и подразделения РККА, что в 1920-е годы представлял собой местный советский аппарат, как он понимал и проводил правительственный курс применительно к Русской православной церкви, к «нэпманам», позже – к крестьянам-середнякам и сельским «богатеям»-кулакам, об атмосфере в правящей партии в годы «большого террора», о повседневной жизни российской и советской глубинки.Книга, выход которой в свет приурочен к 110-й годовщине первой русской революции, предназначена для специалистов-историков, а также всех, кто интересуется историей России XX в.

Е. Бурденков , Евгений Александрович Бурденков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы
«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Монография посвящена актуальной научной проблеме — взаимоотношениям Советской России и великих держав Запада после Октября 1917 г., когда русский вопрос, неизменно приковывавший к себе пристальное внимание лидеров европейских стран, получил особую остроту. Поднятые автором проблемы геополитики начала XX в. не потеряли своей остроты и в наше время. В монографии прослеживается влияние внутриполитического развития Советской России на формирование внешней политики в начальный период ее существования. На основе широкой и разнообразной источниковой базы, включающей как впервые вводимые в научный оборот архивные, так и опубликованные документы, а также не потерявшие ценности мемуары, в книге раскрыты новые аспекты дипломатической предыстории интервенции стран Антанты, показано, что знали в мире о происходившем в ту эпоху в России и как реагировал на эти события. Автор стремился определить первенство одного из двух главных направлений во внешней политике Советской России: борьбу за создание благоприятных международных условий для развития государства и содействие мировому революционному процессу; исследовать поиск руководителями страны возможностей для ее геополитического утверждения.

Нина Евгеньевна Быстрова

История
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)
Прогнозы постбольшевистского устройства России в эмигрантской историографии (20–30-е гг. XX в.)

В монографии рассмотрены прогнозы видных представителей эмигрантской историографии (Г. П. Федотова, Ф. А. Степуна, В. А. Маклакова, Б. А. Бахметева, Н. С. Тимашева и др.) относительно преобразований политической, экономической, культурной и религиозной жизни постбольшевистской России. Примененный автором личностный подход позволяет выявить индивидуальные черты изучаемого мыслителя, определить атмосферу, в которой формировались его научные взгляды и проходила их эволюция. В книге раскрыто отношение ученых зарубежья к проблемам Советской России, к методам и формам будущих преобразований. Многие прогнозы и прозрения эмигрантских мыслителей актуальны и для современной России.

Маргарита Георгиевна Вандалковская

История

Похожие книги

10 мифов о 1941 годе
10 мифов о 1941 годе

Трагедия 1941 года стала главным козырем «либеральных» ревизионистов, профессиональных обличителей и осквернителей советского прошлого, которые ради достижения своих целей не брезгуют ничем — ни подтасовками, ни передергиванием фактов, ни прямой ложью: в их «сенсационных» сочинениях события сознательно искажаются, потери завышаются многократно, слухи и сплетни выдаются за истину в последней инстанции, антисоветские мифы плодятся, как навозные мухи в выгребной яме…Эта книга — лучшее противоядие от «либеральной» лжи. Ведущий отечественный историк, автор бестселлеров «Берия — лучший менеджер XX века» и «Зачем убили Сталина?», не только опровергает самые злобные и бесстыжие антисоветские мифы, не только выводит на чистую воду кликуш и клеветников, но и предлагает собственную убедительную версию причин и обстоятельств трагедии 1941 года.

Сергей Кремлёв

Публицистика / История / Образование и наука
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука