«Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы

Тон радиотелеграмм, которыми обменивались Франция и Советская Россия, становился все более резким: «Советское правительство отпустит всех без исключения французов, желающих покинуть Россию… В этом случае французское правительство немедленно освободит указанных миссией Мануильского лиц и незамедлительно переправит их в Россию вместе с большим числом русских солдат и добровольцев на “Дюмон д’Юрвилле”, который уже готов к отплытию. Кроме того, русской делегации дана будет возможность продолжить свое пребывание во Франции и выполнить возложенную на нее задачу при вышеозначенных условиях. Или же Советское Правительство задержит в России всех или часть наших граждан, и в этом случае миссия Мануильского будет отослана в Россию на “Дюмон д’Юрвилле”, который тогда возьмет исключительно русских солдат за исключением арестованных и осужденных. Французское Правительство оставит за собой полную свободу действия относительно возвращения на родину русских солдат, а также право принимать меры репрессии в ответ на акты, от которых пострадают наши граждане в России»[679]. В связи со скорым отплытием парохода «Дюмон д’Юрвилль» правительство Франции ожидало срочного ответа советского правительства, который и был получен на следующий день, 8 апреля 1919 г. В нем говорилось, что прошел год с того момента, когда НКИД начал обращаться к французскому правительству с настоятельными требованиями возвращения домой русских солдат, оставшихся во Франции, и хотя для этой цели в течение определенного времени мог быть использован путь через Швейцарию и Германию, французское правительство ни разу не дало в ответ ничего, кроме неясных обещаний. Лишь после того, как свободы были лишены французские офицеры и некоторые гражданские лица, правительство Франции быстро решилось приступить к осуществлению требований. Ко всему, что уже было известно о судьбе русских солдат, сосланных в Африку, в радиограмме Чичерина от 8 апреля сообщалось, что зачастую для наказания тех из них, кто был не в состоянии выполнять непосильную работу, их принуждали целыми днями ходить под тропическим солнцем с тяжелым мешком, наполненным песком или камнями на спине, осыпая ударами, если они в изнеможении падали на землю, или привязывая веревкой к лошади араба, влекущего их за собой по песку. Некоторые оставались по 4 дня без всякой помощи; положение же тех солдат, которые были заперты в тюрьмах на острове Экс, в Марселе, Бресте, Бордо, Рене, Новере, Клермон-Ферране, могло быть охарактеризовано как медленная и мучительная казнь. Сообщал нарком и о многочисленных фактах бесчеловечного отношения к инвалидам, настойчиво требовавших возвращения на родину. «Что же касается принудительных работ, которым подвергаются русские солдаты во Франции, мы знаем о них то, что в рабочих ротах, рассеянных по всей Франции, голодные, лишенные врачебной помощи, имея своим единственным жилищем сараи и сырые подвалы, они принуждены исполнять превышающую человеческую силу работу под угрозой самых варварских наказаний вплоть до ссылки в Африку или в дисциплинарные роты, в которых их заставляют работать прикованными к тачкам». Отказ же французских властей допустить проверку этих фактов миссией Русского Красного Креста в условиях, обеспечивавших полную откровенность со стороны всех дающих показания, могло рассматриваться, как скрытое признание верности этих обвинений. В беседах НКИД с иностранными представителями Франции всегда говорилось о том, что члены Русского Красного Креста, которые отправятся во Францию, будут участвовать в выработке плана перевозки русских на родину и руководить его осуществлением. «Тем более непонятным является для нас проведение аналогии между миссией Мануильского, официально допущенной во Францию в качестве миссии Красного Креста, и теми лицами, которые в России были по определенным причинам лишены свободы», — писал Чичерин, напомнив, что несколькими судебными процессами был установлен факт участия иностранных военных в России в заговорах с целью низвержение правительства. Русские солдаты, подвергавшиеся во Франции жестоким преследованиям, в совершении каких-либо подобных актов никогда заподозрены не были. Военнопленные держав Согласия, находившиеся в РСФСР, пользовались широкой свободой, могли ходить по городу, посещать клубы и театры. Несмотря на то, что свидания миссии Русского Красного Креста даже с гражданскими лицами, не подвергавшимися никакому обвинению, могли происходить лишь в присутствии французского представителя Красного Креста, тем не менее, Русское Советское Правительство до такой степени ставило свое желание добиться реальных результатов в вопросе возвращения соотечественников на родину выше всего остального, что готово было согласиться даже на столь преувеличенные требования, говорилось в сообщении. Итак, «Русское Советское Правительство выразило готовность» допустить возвращение домой всех французских военных и гражданских лиц, желавших уехать во Францию, после того, как миссия Мануильского посетит все тюрьмы, концентрационные лагеря, дисциплинарные комиссии и другие места заключения русских солдат и гражданских лиц, причем им будет предоставлена возможность говорить со всеми пленными даже в присутствии представителя французского Красного Креста, и после того, как миссия Мануильского успеет выработать общий план перевозки русских из Франции (осуществление его должны были гарантировать правительства Северо-Американских Соединенных Штатов и Великобритании). Чтобы сдвинуть вопрос с мертвой точки, Чичерин сообщал, что «Русское Советское Правительство готово постепенно возвращать на родину желающих вернуться во Францию французских граждан по мере возвращения российских граждан из Франции с соблюдением каждый раз одной и той же пропорции между количеством возвращаемых на родину и общим количеством граждан обеих стран, находящихся в России и Франции»[680].