Русский вор

– Люди не меняются, – махнул рукой Либерзон, – они просто раскрываются по-новому в изменившихся обстоятельствах. А время, ты прав, действительно изменилось. Если бы мне еще десять лет назад кто-то сказал, что дружба дружбой, а денежки врозь, я бы уже тогда понял этого человека, но все же стал бы думать о нем несколько хуже. Но в наше время, когда денег стало намного больше, это правило действует железно, и глупо было бы осуждать кого-то за то, что он его придерживается.

Дверь в кабинет каморки открылась, и в него протиснулась сестра Либерзона, Адель, – та самая старушка, что сидела в начале коридора. Неся в одной руке плоский флакон коньяка, называемый в народе «ладошка», в другой она держала небольшой поднос, на котором лежали аккуратно порезанные ломтики сервелата и куски хлеба.

Поставив свою ношу на стол и посмотрев на Либерзона, она сказала:

– Игорь, помни о том, что у тебя скачет давление, и не налегай на спиртное.

– На что здесь налегать? – возмутился Либерзон, указывая на небольшую бутылку с армянским коньяком. – К тому же коньяк стабилизирует давление.

– Я тебя предупредила, – сурово заявила Адель и вышла из кабинета.

– На три года меня старше и всю жизнь меня учит, – тяжело вздохнул Изя. – Вышла на пенсию и потребовала, чтобы я взял ее на работу к себе. Ей, понимаете ли, скучно сидеть дома без дела.

Либерзон достал из шкафа две рюмки, дунул в них для очистки от пыли и поставил на стол, затем начал разливать коньяк.

– Ну за встречу, Володя.

Когда мужчины выпили, Либерзон быстро заложил в рот ломтик колбасы и, жуя его, снова заговорил:

– Ты знаешь, Вова, я не в обиде на Леню и даже доволен. «Крыша» у него самая надежная в городе. Другие бандиты на меня не наезжают. Была, правда, пара эпизодов, но я сразу звонил Быку, и Бармалей с Пеплом разбирались с наезжающими на меня лохами. И хорошо разбирались, потому что больше никогда не видел их на своих предприятиях… Леня вообще за последнее время сильно поднялся. Стал солидным человеком, ходит только в костюме и при галстуке. Занялся крупным бизнесом, словечки иностранные стал изучать. У него теперь советник по имиджу есть. А бригадиров своих, Саньку Бармалея и Леху Пепла, назвал заместителями по работе с клиентами. Словом, легализация идет по полной программе. Того и гляди политикой займется. Интересно, – Либерзон задумался, – а наколки свои на теле Леонид свел, или он в бане с чиновниками в майке сидеть собирается?

– Да знаю, знаю я, – отмахнулся раздраженно Полунин, – был я у него, видел все… Бармалей в костюме и с «гаврилой» на шее – это, я тебе доложу, то еще зрелище. Как будто корову оседлали.

– Точно, – подхватил Либерзон, – а учить Бармалея иностранным словечкам вроде «референт» и «менеджер» все равно, что эту корову заставить брать барьер на ипподроме.

Они засмеялись.

Первым прекратил смеяться Полунин, радостное выражение на лице которого сменилось гримасой болезненности. Он полез в карман плаща за таблетками обезболивающего.

– Что, и у тебя здоровьице сдает потихоньку? – спросил Либерзон.

– Если бы потихоньку, – с тоской ответил Владимир, проглотив пару таблеток.

В этот момент дверь в кабинет снова открылась, и в него заглянул мужчина средних лет, в котором Полунин сразу узнал сына Либерзона.

Он видел его один раз в жизни, когда тот приехал за отцом на зону в день, когда Полунина и Изю освобождали из заключения.

Тогда Виталик, так звали сына Либерзона, подвез Полунина до города на своих «Жигулях», там они распрощались, после чего Либерзоны отправились на машине в Тарасов. Полунин же остался в городе решать свои проблемы.

Сейчас Виталию было лет под сорок. Он был худощав, но с небольшим животиком, который обозначался под толстым свитером. Его курчавые черные как смоль волосы стали сильно редеть спереди, и, наверняка стремясь компенсировать эту разрастающуюся лысину, Виталий отпустил усы и аккуратную испанскую бородку.

Глаза у Виталия были папины, такие же искристые и веселые, разве что лукавства в них было гораздо больше, чем печали.

Заметив Полунина, он чуть нахмурился, видимо, вспоминая. Лицо гостя показалось ему знакомым. Но, похоже, так и не вспомнив, он коротко поприветствовал Полунина и произнес, обращаясь к Либерзону:

– Папа, я уезжаю. Я сначала заеду в нашу оптовку, потом в магазин на Куприянова, а затем в Финком-банк. По всей вероятности, надолго.

– Хорошо, – ответил Либерзон-старший, – я буду здесь, если что, звони мне. Только звони не по сотовому, я не люблю, когда платят деньги просто за разговор. В банке тебе дадут позвонить бесплатно. Кстати… Виталик, ты помнишь Володю Полунина?

– Да, да, конечно же, – радостно заявил сынок, протянув Полунину руку. Он снова наморщил лоб, силясь вспомнить гостя.

– Мы с ним сидели вместе по одной статье и вышли в один день, – подсказал сыну Изя.

– Да, я прекрасно помню, – наконец вспомнил Виталик, – я вас довез до города. Извините, я бы посидел с вами, но мне пора.

– А что, Финком-банк… вы с ним сотрудничаете? – как бы невзначай задал вопрос Полунин.