Русский всадник в парадигме власти

Одним из таких шедевров является жемчужный чепрак, изготовленный в Царицыной мастерской палате во второй половине XVII в. Это подседельный покров из червчатого бархата, закрывающий спину, бока, бедра и частично голени царской лошади199. Он «бархатный, червчатый, низанный жемчугом, угловатым и круглым, в виде развода из цветов, с коймою и с обводкою вокруг узора из волоченого золота, в виде веревочки; у цветов в срединах, равно и по некоторым лепесткам вставки золотые, чеканные с припаянными гнездами, в которых посажены изумруды и красные яхонтики; с трех сторон чепрака, вместо бахромы, пришиты к золотой тесемочке так называемые ряски или ниточки жемчужные длиною примерно около полутора вершка с закрепами в виде русских пуговок из серебряной позолоченной проволоки. Подкладка под чепраком зеленая канвовая. На чепраке вставок в виде цветков сорок две. На середине репей, в котором посажен красный яхонт, граненый россыпью и кругом его на шести листках посажены через один три лалика и три изумрудца. Во всем же чепраке: яхонтов – 75, изумрудов – 65, жемчуга – 130 золотников»200. Декоративным оформлением служит сетка из золотого шнурка с включением жемчуга. По манере исполнения она схожа с декором, который в XVII столетии носил название „гривы“: с „гривой конской“, т. е. с „плетеной из пряденого золота или серебра сеткой, которою покрывали гриву лошади для украшения“201, и с „гривой одеяльной“»202.

Частью удивительного по красоте конского убранства были «персидские ковры, для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом»203; каждый из которых несли два человека, а также тигровые и леопардовые покровы, серебряные удила, повода из золотного шелка и красный штофный чепрак, украшенный финифтью и кованым золотом. Драгоценный ковер исполнял роль попоны для коня митрополита и в «шествии на осляти»204, символизировавшем Вход Господень в Иерусалим. Шествие было «особой церемонией: митрополит садится на коня, покрытого ковром, которого за повод ведет князь, и если не он, то его сын или самый знатный боярин, – вспоминал итальянец-иезуит П. Кампани. – В… сопровождении толпы народа они торжественно продвигаются к церкви, где совершается богослужение»205.

«Наметные барсы» – парадные конские попоны из шкур экзотических зверей, сделанные на красном текстиле, задействовались в самом роскошном убранстве, где они выступали заменой привычным текстильным покровам206. Выглядели они эффектно: «послам [шлезвиг-голштинского герцога Фридриха III] для въезда были подведены две большие белые лошади, покрытые вышитыми немецкими седлами и украшенные разными уборами… За лошадьми шли русские слуги и несли попоны, сделанные из барсовых шкур, парчи и красного сукна»207. Отмечает дюжину лошадей «в богатых чепраках и седлах, под дорогими покрывалами из мехов рысьих и барсовых» и свидетель торжественного въезда в Москву конного поезда Марины Мнишек208.

Также на седла накидывались шкуры рысей и леопардов, не сшитые в попоны209. «Для нашего въезда царь прислал нам 200 экипажей, запряженных каждый в одну лошадь, очень рослую, – писал персидский дипломат Орудж-бек, – кучера, экипажи и лошади были покрыты львиными и тигровыми шкурами, отчасти для большей пышности, отчасти для защиты от холода»210. В описях царской казны такие покровы упоминаются как «барсы, бабры и ирбасы»211. Стоит добавить, что в «Расходных книгах товарам и вещам для царского обихода» также фигурирует «покровец попугайной желт», небольшой коврик, сшитый из шкурок полутысячи попугаев212.

В церемониях с участием царских лошадей вышеописанные вещи были представлены с большей или меньшей полнотой, разной для верховой и упряжной лошади. Особой роскошью отличалось убранство «выводных» лошадей, сотенные ряды которых вели слуги, предваряя появление царской лошади или царской кареты. Так, в 1600 г. торжественно доставляли в Троице-Сергиев монастырь полиелейный колокол и драгоценную ризу на икону. «Сначала, в течение всего утра, выходили из города различные конные отряды и размещались для встречи царя при его выезде из городских ворот. Около полудня царь отправил вперед свою гвардию, которая была вся конная, числом в 500 человек… За гвардией двадцать человек вели двадцать прекрасных коней с двадцатью очень богатыми и искусно отделанными седлами, и еще десять для царского сына и наследника… За ними вели, таким же образом, двадцать прекрасных белых лошадей для царицыных карет; на этих лошадях были только красивые попоны, а на голове узда из красного бархата», – вспоминал англичанин В. Парри213.