Андрей Владимирович Оболенский был сыном знаменитого кадетского деятеля Владимира Андреевича Оболенского, депутата Думы от Крыма (где было имение его тестя Вимберга), позднее – человека близкого к крымскому правительству кадетов, а еще позднее, в эмиграции, – автора интересных мемуаров. Не собираясь (как и все патриоты-эмигранты) долго засиживаться в эмиграции, Владимир Андреевич дал своим многочисленным детям в Праге русское образование, которое не слишком-то помогало им в их французской жизни. И то сказать, денег на другое образование не было, эта ветвь Оболенских уже и в России была небогата. Отец Владимира Андреевича, князь Андрей Васильевич, был прекрасный, добрый, верующий, деятельный человек, сторонник прогресса и освобождения крестьян, либерал, умница, но… играл в карты (и проигрывал). Его супруга (дочь А. Н. Дьякова и баронессы Дальгейм де Лимузен) была прелестная женщина, поборницаженского образования, создательница женской гимназии в Петербурге. В нее был серьезно влюблен Лев Толстой… Все это, впрочем, мало чем могло помочь покоящемуся здесь их внуку Андрею Владимировичу Оболенскому в городе Париже, который, как и Москва, слезам не верит. Андрей был высокий, молчаливый, настоящий молчун, и он очень нравился энергичным, разговорчивым женщинам. Марина Цветаева без устали таскала его за собой по окраинам Праги и все рассказывала, рассказывала… Он был молчаливым, но не был равнодушным – его легко было увлечь новыми идеями. В Сербии он активно участвовал в делах студенческого христианского движения, но был при этом менее заметным, чем его яркая сестра Александра (Ася), ученица Булгакова, впоследствии – мать Бландина. Кстати, в те сербские времена он и познакомился с русским ученым по фамилии Меньшиков, который преподавал в Сорбонне, кажется, минералогию. Этот человек заказывал Андрею вытачивать каменные пластинки для занятий, и в конце концов Андрей стал обеспечивать этими пластинками чуть не все лаборатории Франции, так что он все меньше и меньше малярничал для заработка… А вообще-то, жизнь была нелегкой, так что подобные ему «эмигрантские дети» не были в восторге от наследия, оставленного им отцами-демократами, отцами-либералами. Они искали свои пути обратно в Россию, свои пути преобразования мира, и неудивительно, что реакцией на либеральное прекраснодушие отцов была их тяга к силе, к коричневому и красному фашизму, к Красной Армии, «перерожденному комсомолу». Андрей с братом тоже увлекались идеями «младороссов», слушали одуряющие речи Казем-Бека. Господь их сохранил от «сотрудничества», потому что до «перерожденного комсомола» ведь было далеко, а ГПУ – вот оно, всегда рядом… И он, и энергичная его, обаятельная, но отнюдь не простая жена Анаида пытались выбраться из этого тупика, из этой скудости. Анаида была из московской купеческой семьи. В Париж приехала из Москвы с братом-пианистом и с матерью, сестра осталась в Германии, семью разметало по свету. Одно время Анаида с Натальей Оболенской даже учились на курсах авиационных механиков, позднее Анаида возлагала надежды на то, что немцы все-таки прогонят большевиков и можно будет вернуться. После советской победы и Андрей, и Анаида взяли советские паспорта и даже написали кузине Андрея в Ленинград, что хотят приехать. Кузина страшно перепугалась и отнесла письмо «куда надо». Там сказали: пусть едут – такая была политика «где надо». Кузина передала им в письме этот совет, но предупредила, что вряд ли им удастся найти общий язык, столько воды утекло. Андрей и Анаида никуда не двинулись, но, попадая в круг семьи, дразнили всех рассказами о безумных успехах стахановского движения, пятилетки, семилетки… А умела ведь она бывать и доброй, и остроумной, прелестная эта Анаида Марковна (армянка, как и жена младшего Андреева брата – Льва), и детей любила (племянник ее Алеша, ныне профессор в Ницце, этого не забыл)… Ну а потом прошла еще одна французская бесплановая семилетка, еще и еще одна, минуло и французское «славное тридцатилетие» – Андрей умер 75 лет от роду, а жена его еще через год…
Надо сказать, что и на Сент-Женевьев-де-Буа, и на кладбище Кокад в Ницце, и в городке Борм-ле-Мимоза покоятся представители разных ветвей рода Оболенских. Николай Николаевич Оболенский, живший в Ницце, состоял в родстве с матерью знаменитого советского писателя Константина (Кирилла) Симонова. Маститый писатель, обаятельный Симонов бывал в гостях у французского родственника, который позднее жаловался своим друзьям из Ниццы на странности неровного характера своего московского гостя. Вряд ли обитателю послевоенной Ниццы понятна была вся сложность и двусмысленность миссии, которая возложена была на плечи его знаменитого «выездного» родственника…
ОБОЛЕНСКАЯ (урожд. МАКАРОВА) ВЕРА (VICKY), lieutenant F. F. G., 24.06.1911 – 4.08.1944, fusille par les nazi a Berlin