Русский XX век на кладбище под Парижем

В 1914 году Стеллецкий уезжает в Париж и Италию, где, вопреки ожиданиям, не имел успеха ни у Дягилева, ни в парижской опере, ни в миланском театре «Ла Скала». Однако он продолжал работать, невзирая на неудачи, создал керамическую группу из цикла «Русское мистическое прошлое» и расписал Сергиевскую церковь (на Свято-Сергиевском подворье в Париже). Об этой росписи тот же Сергей Маковский писал так: «Из всего, что почти за сорок лет эмиграции создано в художественной области, эта роспись – значительнейшее явление… Фантазия Стеллецкого дружит с цветом, с переливами изумрудных, алых, сапфировых, фиолетовых тонов и с подчеркнуто-неожиданными движениями фигур». Образцом для Стеллецкого служили здесь росписи Ферапонтова монастыря, что близ Белого озера.

В конце жизни Д. Стеллецкий почти ослеп. Он жил неподалеку от кладбища, в Русском доме, и все еще пытался писать картины…

Уверен, что всякий, остановившийся у этой могилы, пожелает раньше или позже отстоять старинную службу на Сергиевском подворье в Париже (там ведь и хор удивительный) и помянуть раба Божьего Димитрия…

СТЕПУРЖИНСКАЯ М., 1979

Наткнувшись на надгробье с этой фамилией, не сразу и вспомнишь, что это ведь похоронена здесь Мария Сергеевна Булгакова, дочь знаменитого богослова о. Сергия Булгакова, та самая Муна Булгакова, которая все эмигрантские годы была знакома с Мариной Цветаевой, жила рядом с ней в чешской деревне (а потом и в Париже), помогала ей по хозяйству, помогала принимать у нее роды, когда появился на свет ее сын (вероятно, пасынок Муны)…

Юная Муна влюбилась тогда в любовника Цветаевой, красавчика Константина Родзевича (герой «Поэмы горы» и «Поэмы конца»), и, на свое несчастье, вышла за него замуж (он признавался позднее, что не любил Муну, но что ему нужно было «устроиться в Париже», «обеспечить быт»). Трудно даже сказать, не стала ли Муна в результате этого брака мачехой для Марининого сына, но зато уж наверняка «в приданое» она получила две любовных поэмы, посвященных ее мужу («Венчается целая поэма! – писала по поводу его свадьбы Цветаева. – Две!»), да и сама Муна вскоре стала героиней знаменитой цветаевской «Попытки ревности» («Как живется вам с другой…»), «попытки» вполне удавшейся, надменной, уязвленной, яростной, несправедливой («вместо мрамора – труха» – это сказано о юной Mуне). Через две недели после венчания Марии Сергеевны Марина Цветаева писала своей младшей подруге о браке М. С. Булгаковой и ее, Цветаевой, бывшего возлюбленного: «Жалею М. С., потому что знаю, как женился! Последующие карты можно скрыть, она слишком дорожит им, чтоб домогаться правды, но текущей скуки, явного ремиза не скроешь. Он ее не любит. «Ну хоть тянетесь к ней?» – «Нет, отталкиваюсь». Агент Коминтерна и герой «Поэмы горы» К. Б. Родзевич цинично признавался Цветаевой, что женится по расчету.

Бедная, юная Муна Булгакова. Вот она, та самая любовь, которая «зла»…

Второй муж Марии Сергеевны В. А. Степуржинский был парижский таксист, и в 1937 году Степуржинские всей семьей помогали мужу Цветаевой, агенту НКВД С. Я. Эфрону, бежать из Парижа (Эфрон «воспользовался тем, что машина замедлила ход, чтобы из нее выскочить, и исчез где-то в кустах. Он не хотел, чтобы кто-нибудь, даже Марина, знал точно, кто и в каком месте должен был его встретить…» – таков рассказ М. Степуржинской в записи В. Лосской.) Понятно, что у М. С. Степуржинской остались горькие воспоминания и о собственном первом муже, и о муже Марины (который вместе с ее мужем вечно «ездил по курортам»), и о М. И. Цветаевой, которая ее третировала. Однако до конца своих дней оставалась Мария Сергеевна восторженной поклонницей стихов Цветаевой и охотно читала их на вечерах, точно признавая смиренно, что в чем-то очень важном эта жестокая Марина, вероятно, была права. Может ведь, и впрямь поэту многое дозволено…

Что же до первого мужа Марии Сергеевны К. Б. Родзевича, героя двух знаменитых поэм Цветаевой, то он позднее выполнял задания ГПУ в Испании, работал на советские «органы», вырезал скульптуры из дерева, был во французском Сопротивлении, вступил в компартию, пережил всех и умер очень старым, в 1988 году, дожив аж до самой «перестройки».

СТОЙКО НИКОЛАЙ МИХАЙЛОВИЧ, 1894 – 1976