Русский XX век на кладбище под Парижем

Глава Русской церкви в Западной Европе высокопреосвященнейший митрополит Евлогий (в миру Александр Семенович Георгиевский) родился в семье бедного приходского священника в Тульской области, учился в семинарии среди зеленых холмов Белева, воспетых Жуковским, а потом в Духовной академии, что в Троице-Сергиевской лавре под Москвой. 27 лет от роду он пострижен был в иночество и стал из Александра Евлогием. Был он преподавателем Тульской и Владимирской духовных семинарий, позднее ректором семинарии в польско-русском городе Холм, потом архиепископом Холмским, позднее епископом Люблинским, депутатом Второй и Третьей Государственной думы. Был человеком с общественным темпераментом, так что не только врожденная терпимость, но и опыт жизни подготовили его к занятому им позднее посту и к тому высокому месту, которое он сумел занять в истории эмигрантского религиозного возрождения. После революции ждали его скитания и даже арест, потом изгнание – сперва в Сербию, где было церковное управление, которое в 1921 году назначило его управляющим Западноевропейской епархией (назначение это подтвердил в Москве патриарх Тихон). При высоком звании были многие трудности, из которых далеко не самая большая – бедность эмигрантской епархии. «Соорудили митру, – с юмором вспоминал позднее митрополит, – из банального лифа жены генерала Поливанова. Кроме митры и старенькой епитрахили, никакого облачения у меня при выезде из Белой Церкви не было».

Ум, терпимость, опыт общения с инакомыслящими, демократизм, крепость веры и не в последнюю очередь юмор ценили в будущем митрополите самые разные люди. Недаром сумел он в пору эмигрантского религиозного возрождения, водворившись при кафедральном Александро-Невском соборе в Париже, стать истинным собирателем всего, что было живого в заграничной Православной Церкви, освободившейся от правительственной опеки, от узости и нетерпимости. О море владыки Евлогия вспоминали многие. Юмором проникнуты и его воспоминания, записанные Татьяной Манухиной. И еще часто приходит в голову при чтении этих мемуаров, что сын бедного священника, общаясь с самым что ни на есть высшим обществом, не проникся слишком уж высоким почтением к чинам и титулам земной иерархии. Вспоминается, как владыко решил выправить богослужение в Париже, «вернув ему полноту», что, по его наблюдению, «у некоторых прихожан, привыкших к кратким службам домовых церквей, вызвало неудовольствие. «Я хожу в нижнюю церковь, там служба короче», – сказала ему вел. княгиня Елена Владимировна. «Что же Вы хотите, чтоб обедня длилась не больше часу?» – спросил я. – «Да». – «Дурная придворная привычка…» – «А… Вы большевик!» – заметила вел. княгиня».

На Всезаграничном церковном соборе в Карловцах в 1921 году владыко Евлогий выступил за отделение Церкви от политических деклараций и отказался подписать воззвание о восстановлении Романовых на престоле. Он говорил позднее, что «в прошлом горьким опытом познал, как Церковь страдала от проникновения в нее чуждых ей политических начал, как пагубно на нее влияет зависимость от бюрократии, подрывающая ее высокий, вечный, Божественный авторитет… Эта тревога за Церковь была свойственна многим русским иерархам задолго до революции…». Аполитичность митрополита импонировала интеллигенции и самым блестящим деятелям «русского религиозного возрождения». Владыко привлек их к созданию парижского Богословского института и к деятельности молодежного христианского движения, пользовавшегося поддержкой Всемирного христианского союза молодых людей (YMCA), который религиозные традиционалисты называли не иначе как организацией «жидо-масонской». Только при митрополите Евлогии могли появиться такие организации, как «Православное дело», и такие героини-монахини, помогающие соотечественникам выстоять в тяжкой эмигрантской жизни, как поэтесса и богослов, мученица мать Мария, могли преподавать, писать, проповедовать такие богословы, как о. Сергий Булгаков, Н. Бердяев, Н. Лосский, Г. Федотов, А. Карташев, В. Ильин и другие. Митрополит Евлогий развил огромную деятельность по основанию новых православных приходов и храмов в изгнании. Он участвовал во многих международных конференциях христианских церквей, и эта экуменическая деятельность увенчалась, как известно, созданием Всемирного совета церквей.

Терпимость, широта митрополита Евлогия, умение понять самых разных людей, увидеть в них главное и поставить это главное на службу людям и Господу – это отмечали многие эмигранты. Вот строки из письма матери Марии к С. Б. Пиленко:

«Какой замечательный человек Митрополит Евлогий. Совсем все понимает, как никто на свете».