Русско-еврейский Берлин (1920—1941)

В Берлине сложилась культура литературных кафе, в которых собирались гебраисты, идишисты и немецкоязычные еврейские писатели, царила абсолютная эклектика: встречались представители разных идеологических течений, разных поколений, авангардисты и традиционалисты, берлинцы и чужаки686. Это прежде всего «Café Monopol», «Café des Westens» и «Romanisches Café». В этих кафе происходило чтение произведений, велись литературные дискуссии на нескольких языках, редактировались журналы на иврите (в том числе упомянутый «Ѓе-атид»). В воспоминаниях Итамара Бен-Ави, сына Элиэзера Бен-Иеѓуды, есть любопытное упоминание: в «Romanisches Café» у гебраистов был свой столик, и официант, который его обслуживал, выучил набор необходимых слов и фраз на иврите687.

Среди центральных фигур гебраистского Берлина первой половины 1920-х годов был один из первых поэтов-символистов, писавших на иврите, – Х.Н. Бялик. В 1921 – 1924 годах он жил в Берлине. Вскоре после приезда совместно с И. Равницким и Ш. Левиным он основал издательство «Двир», которое публиковало художественные произведения на иврите и первый ивритоязычный естественно-научный журнал (в 1922 году «Двир» объединился с одесским издательством «Мория»). В 1922 году Бялик становится главным редактором издательства «Клаль», созданного в 1921 году Я.В. Лацким-Бартольди и Ш. Равидовичем.

Однако Бялик повторил судьбу многих литературных классиков. Молодое поколение авторов-гебраистов сочло его устаревшим. Его издательство «Мория» занималось старыми литературными проектами, начатыми еще в Одессе, сам Бялик оставался верен своей старой поэтике и своим прежним литературным вкусам – в то время как молодые гебраисты-модернисты развивали новые литературные формы. Равидович упрекал Бялика в нежелании входить в живую творческую интеллектуальную среду гебраистского Берлина688. Вскоре, в марте 1924 года, разочарованный Бялик покидает Берлин (разумеется, причина была и в том, что в 1924 году книгоиздание в Берлине перестало окупаться, и Бялик решил перенести свои предприятия в Палестину).

В целом центром ивритоязычной культуры Берлин оставался недолго: после стабилизации марки гебраистская издательская деятельность становится невыгодной, и многие писатели уезжают в Палестину. Однако вплоть до нацистских времен оставалось популярным изучение иврита: после 1933 года число учеников языковых школ только возросло, поскольку отъезд состоятельных немецких евреев в Палестину стал массовым689.

В 1926 – 1931 годах в Германии несколько раз гастролировала «Габима» – ивритоязычная театральная труппа, основанная в Москве в 1917 году690. Постановки «Габимы» пользовались успехом благодаря не только их языку и этнографическим особенностям, но и высокому уровню театрального искусства. В обсуждении концепции «Габимы» участвовал К.С. Станиславский, а первым режиссером театра был его ученик Е.Б. Вахтангов. «Габима» встретила в Берлине радушный прием, сохранились восторженные отзывы А. Эйнштейна, ведущего немецкого театрального критика Альфреда Керра и режиссера «Дойчес театер» Макса Рейнхарда691.

Интересны две рецензии на постановку пьесы «Сон Иакова» австрийского драматурга Рихарда Бер-Хофмана, еврея по происхождению. Пьеса была написана по-немецки и переведена для «Габимы» на иврит. Оба рецензента – А. Керр и сам Бер-Хофман – иврита не знали. Керр писал: актеры «использовали то самое древнее звучание, звучание Библии, которое, к сожалению, стало мне чужим», однако отметил, что чувствовал «кровное родство» с носителями этой культуры. Бер-Хофман также написал хвалебный отзыв и заключил его словами о языке, на котором пьеса исполнялась: «…пьеса звучала странно, это был язык, которого я не понимаю, однако в каком-то отношении он показался мне знакомым, даже частью меня»692.

Обоим рецензентам культура, которую представляет московский театр, кажется более древней и «настоящей», чем их собственная, они чувствуют свою оторванность от нее. С одной стороны, они не знают ее языка и воспринимают его как язык чужой, с другой – он им кажется мистически знакомым. Вероятно, это романтическое ощущение можно объяснить идеологическим контекстом: на рубеже веков в Германии была популярна идея об иврите как языке, подспудно знакомом всем евреям (в частности, это было одним из оснований для создания методики преподавания иврита по «прямому методу» – «иврит на иврите»).

Подобное отношение встретили и еврейские труппы, приехавшие в Берлин со спектаклями на идише: спектакль «Вилнер трупе» – идишского театра из Литвы – писатель Альфред Дёблин назвал «настоящим еврейским театром», а Йозеф Рот так отозвался о спектакле ГОСЕТа (Государственного еврейского театра в Москве)693: «Мне казалось, будто евреи, представленные на сцене, – более восточные, нежели те, которые обыкновенно встречаются… это евреи более высокой ступени, более еврейские евреи»694.