И все же японцам и на этот раз не удалось нанести смертельный удар. В момент, когда русские ослабли, и финальный удар мог бы затащить их в капкан, японцы тоже по-своему сомлели. Напряжение страшных последних дней сказалось на японских частях, и они, к счастью, не смогли сделать последнего решающего усилия. Армия Ялу очевидным образом не использовала представившихся возможностей. Ее движение было остановлено на подходе к реке Хун. Армия Ноги удовлетворилась выходом к железнодорожному полотну севернее Мукдена. Вторая и Четвертая армии замешкались на подходе к городу. Это был тот случай, когда военная машина японцев, построенная на жесточайшей субординации, дала значительные сбои. Немыслимое дело — японские командиры перестали безоговорочно выполнять приказы. Резервы были довольно низкого качества. Японцы выигрывали битвы, но не могли нанести решающего удара. Не было аналога битвы, о которой довольно часто вспоминали японские генералы — аналога Седана. Лучшие среди японских полководцев признавали это.
Русская армия в бесславном отступлении устремилась на север, к Телину. И приказ достичь их Куроки и Ноги не выполнили. Их люди просто потеряли скоростные качества. Очень слабой была японская кавалерия. Приходилось бросать в бой уставшую пехоту.
Плохо, хорошо ли, но костяк русской армии прибыл в Телин. Седые генералы с поникшими головами явились в штабной вагон Куропаткина. В то воскресенье все пошли молиться доброму русскому Богу за спасение чад своих. Каульбарс со сломанной ключицей. Церпицкий, раненый в ногу. Поникший Бильдерлинг. Белый как лунь Линевич. Пронесшаяся битва унесла треть русской армии — двадцать тысяч погибших и пропавших без вести. Пятьдесят тысяч раненых. Оставлены многие припасы. Погибло множество вагонов и лошадей. Противник — японцы потеряли 15892 убитыми и 59612 человек ранеными, что составляло более четверти наличного состава.
Кропоткин не верил в возможность удержать Телин. Он поднял уставшие батальоны, он явно опасался, что Ойяма уже начал движение к фактически беззащитному Телину. Не следовало дразнить судьбу. Телин был сожжен, оркестры ударили в барабаны, последние полки поворотились на север. И русская армия, понурая и поникшая, начала десятидневный марш на север, к более безопасному Хсипинкаю. Не хочется повторять, но карт местности снова не было, войска вступали в топографически неведомый край Северной Маньчжурии.
Что мог царь? Он приказал Куропаткину сдать командование убеленному сединой Линевичу и выехать в Иркутск. Но Куропаткин поступил, как до него поступал каждый русский генерал. Из Харбина он завалил царский двор прошениями о возможности остаться в действующей армии в любом качестве. «Я, возможно, не очень хороший генерал, но я не хуже моих корпусных командиров». Император Николай не терпел грубости. Он позволил Куропаткину возглавить Первую маньчжурскую армию (фактически Кропоткин и Линевич обменялись армиями). Постаревший Куропаткин возвратился в Хсипинкай, где отмерзающие от лютости боев войска устроили ему теплый прием.
А японцы сделали победу под Мукденом «Днем Армии». Самая авторитетная газета того времени — лондонская «Таймс» — обобщила Мукден так: «Венчающая войну битва при Мукдене была выиграна, прежде всего, потому, что государственные деятели Японии имели душевный настрой и внутреннюю силу объявить войну в ими избранный час; битва была выиграна потому, что Япония была единой в стремлении достичь национальных целей и готова была на жертвы ради достижения своих целей; потому что моральные силы нации удвоились и укрепили материальные основания; потому что все было приготовлено, взвешено, изучено, известно; потому что недостатки и слабые стороны противника, которых было много, оказались обнаруженными и использованными; потому что генеральный штаб, основывающийся на лучших традициях, был способен направлять все силы к общей цели; потому что каждый солдат и матрос знал и понимал свою роль в происходящем и исполнял ее со всем тщанием ради своей страны безотносительно к своей малозначащей судьбе; и последнее по счету, но не по значению — потому что наступательные действия в войне на море были началом, центральной частью и финалом национальной стратегии».
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ:
ЦУСИМА
Я видел сегодня самый поразительный спектакль, который дано наблюдать смертному — Азия на марше, Европа отступает. На стенах из тумана значится, что пришел век Азии.
И. Гамильтон, 1905
Канун