Русско-японская война. В начале всех бед

К тому же американский Акт об эмбарго на поставки вооружений содержал вопиющую несправедливость: правительство могло вводить эмбарго лишь в отношении обеих воюющих сторон. Таким образом, агрессор и его жертва ставились в одинаковое положение, а помощь нужна была, прежде всего, необеспеченному Китаю.

Глава дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбек направил государственному секретарю в мае 1933 г. серию меморандумов, главной идеей которых было предложение дать японской военной агрессии возможность перенапрячься, «исчерпать себя». С. Хорнбек предлагал предоставить Японии полную свободу действий также с тем, чтобы «отчетливо знать ее намерения». Это был пик политики попустительства. На страницах влиятельнейшего американского журнала «Форин афферс» японский премьер-министр Вакацуки доказывал, что материковая экспансия — историческая судьба Японии. Он «не видел» причин для американской обеспокоенности и противодействия естественному процессу «сближения» Японии и Маньчжурии, представляющему для Японии вопрос жизни и смерти. Но чаще всего в эти годы японцы использовали аргумент о «доктрине Монро» для Азии, по аналогии с практикой американцев в Западном полушарии. «Мир будет поделен, — писал один из влиятельных японских идеологов, — на три зоны влияния — американскую, европейскую и азиатскую доктрины Монро».

Такой передел мира не устраивал Рузвельта. Он в конечном счете отреагировал на японскую экспансию действиями на двух направлениях. Во-первых, он увеличил Тихоокеанский флот США. В июне 1933 г. президент запросил 238 миллионов долларов для строительства тридцати двух кораблей водоизмещением 120 тысяч тонн. Это была самая большая программа военно-морского строительства с 1916 г. В начале 1934 г., согласно закону Винсена — Трамбела, США вышли за пределы тоннажа, обусловленного Вашингтонской конференцией 1922 г. и Лондонским морским договором 1930 г.

Во-вторых, Франклин Рузвельт встал на путь сближения с СССР, как потенциальным союзником в деле нейтрализации японской агрессии. Действия в направлении нормализации отношений с СССР стали важнейшей дипломатической акцией первых лет пребывания Рузвельта в Белом доме. В отличие от своих республиканских предшественников, Рузвельт решил покончить с несуразицей американской политики последних десятилетий и признать Советский Союз.

К апрелю 1933 г. стало ясно, что значительная часть правящей элиты склоняется в пользу признания СССР. Об этом говорил опрос 329 национально известных американцев, меморандум восточноевропейского отдела госдепартамента, обзор редакционных статей крупнейших газет, массовая (шестьсот семьдесят три тысячи подписей) петиция избирателей штата Массачусетс. По просьбе президента, его друг Ф. Франкфуртер, знаменитость из Гарвардской юридической школы, наладил контакт с советскими представителями в США. Президент затребовал информацию от аккредитованных при Белом доме журналистов. В Белый дом без излишней огласки прибыл полковник X. Купер, получивший высшие советские ордена за участие в строительстве Днепрогэса.

Встав на путь признания СССР, Ф. Рузвельт, с одной стороны, хотел открыть рынок этой страны для американской промышленности — бизнес оказывал определенное давление в этом направлении. С другой стороны — и это для международных позиций США было более важно — он желал получить союзника в условиях резко ухудшавшихся отношений с Японией. Но эту линию своей политики американцы проводили тайно. СССР также стремился к дипломатическому сближению с США в свете прямой угрозы, возникшей с агрессией Японии в Азии, начатой в 1931 году. “Дважды в течение двух лет, в 1934 и 1937 гг., американские официальные лица отвергали советские предложения о выработке совместной политики в отношении Японии н нацистской Германии», — пишет американский исследователь.

И все же Рузвельту было важно в период второго этапа японской агрессии против Китая (начавшегося в 1937 г.) наладить канал связей со страной, также остро ощущавшей опасность, исходившую от Японии.