Русско-Японская Война (Воспоминания)

Правее нас отступали оренбургские казаки, которым была придана только что прибывшая на {59} фронт гвардейская конно-пулеметная команда, вооруженная датскими ружьями - пулеметами. Начальник этой команды - поручик Эксе - видя, что на нашем участке завязывается серьезное дело, по собственной инициативе спешился и, заняв позицию на нашем правом фланге, открыл пулеметный огонь по японским цепям. Коноводы пулеметчиков отошли назад к прикрывавшей их сотне казаков. Одна из японских шрапнелей разорвалась над этой сотней и казаки отступили, захватив с собой коноводов пулеметной команды. В это время ординарец полковника Орановского привез приказание об общем отступлении. Поручик Эксе оказался в затруднительном положении. На него наступали сильные японские цепи, задержать их своими ружьями - пулеметами он не мог, отступать было не на чем. Тогда поручик обратился к начальнику нашего отряда с просьбой дать прикрытие и лошадей для его пулеметов, Иолшин приказал конной команде 117 Ярославского полка вывезти пулеметы и доставить их в штаб отряда.

Соседние отряды давно уже отступили, но Иолшин, несмотря на угрожавший его отряду охват флангов, пытался удержать Голодную сопку. Но через некоторое время обнаружилось, что японцы сосредоточили против нашего участка целую бригаду и нам пришлось также отойти на свою передовую линию.

Завладев снова Голодной сопкой, японцы прекратили дальнейшее наступление и бой затих.

Иолшин был страшно раздосадован такой неудачей и вполне правильно критиковал действия и распоряжения полковника Орановского. Наш "сумасброд" не знал, что "усиленная рекогносцировка" была задумана и проведена лишь для того, чтобы дать возможность прибывшим к концу войны "фазанам" заслужить боевые награды. Поэтому он недоумевал, почему Орановский, имея полную возможность удержать занятые нами {60} японские позиции, так поспешно отступил, не попытавшись даже оказать сопротивление наступавшему неприятелю?

Когда мы вернулись в Талимпао начальник конно-пулеметной команды, нашедший своих коноводов, явился к Иолшину, поблагодарил его за оказанную помощь и попросил вернуть его ружья-пулеметы. Но Иолшин, обозленный на высшее начальство, притворился, что ничего не знает о происхождении этих, оказавшихся в его отряде, пулеметах.

- Никаких ваших пулеметов я не видел, резко ответил он поручику: одна из моих команд подобрала на поле сражения брошенные кем-то пулеметы и эти пулеметы являются моими трофеями.

Поручику Эксе так и пришлось уехать из нашего отряда с коноводами, но без пулеметов.

Иолшин послал донесение штабу армии, в котором с негодованием обрушился на Орановского, прибавив в конце, что вверенный ему отряд подобрал под Голодной сопкой 6 пулеметов.

Донесение Иолшина, за исключением критики действий Орановского, было тотчас передано в штаб главнокомандующего и в Петербург полетела телеграмма о захвате нами шести японских пулеметов.

Но через несколько часов главнокомандующий получил новое донесение с жалобой на Иолшина, захватившего чужие пулеметы и отказывающегося возвратить их хозяину. Заварилась каша. Потребовалось личное вмешательство генерала Линевича и лишь после этого наш упрямый начальник вернул ружья-пулеметы штабу 2-й армии.

Происшествие с гвардейскими пулеметами и постоянные нарекания Иолшина на действия начальника авангарда кончились тем, что нашему отряду было приказано, сдав передовой участок оренбургским казакам, вернуться в Годзядань.

Отзывать одного Иолшина, который за время командования отрядом бесспорно отличился, {61} казалось не совсем удобным. Оставлять же его на передовых позициях, когда заключение мира было уже предрешено, являлось и нежелательным и опасным. Лихой подполковник не понимал "игры в войну" и считал, что раз мир не заключен, то нужно вести войну по всем правилам военного искусства. Штабам же нужна была именно "игра в войну", участники которой совсем не хотели раздражать врага и подвергаться опасностям. Им надо было только, чтобы прибывшие к концу войны карьеристы успели побывать до заключения перемирия на передовых позициях для того, чтобы в их послужных списках могло быть указано, что они "участвовали в делах и перестрелках с неприятелем".

"Бешеный сумасброд", оставаясь на позициях, мог испортить все дело и обратить безобидную игру в серьезное столкновение.

Поэтому его отряд был отозван в Годзядань "на отдых".

{62}

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

После четырех недель, проведенных на передовых позициях, мне не хотелось снова возвращаться на скучный бивак под Годзяданью. За отличие в делах 26-го и 30-го июля я был произведен в старшие фейерверкеры и представлен к георгиевскому кресту (знаку отличия Военного ордена). По приказу главнокомандующего все вольноопределяющиеся 1-го разряда, участвовавшие и отличившиеся в боях, предназначались к производству в прапорщики для замещения офицерских вакансий. Благодаря этому приказу, мне удалось получить разрешение вернуться на позиции, где мне хотелось присутствовать при последнем акте войны- заключении перемирия.