Русско-литовская знать XV–XVII вв. Источниковедение. Генеалогия. Геральдика

С именем Людвика Венгерского связано и пожалование Боратынским герба Корчак. Согласно истории герба Корчак, изложенной польским хронистом XV в. Яном Длугошем, этот герб король Людвик пожаловал своему слуге, «русскому пану» Дмитрию с Горайя; у Дмитрия был брат Иван Горайя, который стал маршалом Королевства Польского[1060]. По официальному описанию герба Корчак он представляет «в красном щите три горизонтальные полосы одна над другой, не доходящие до края щита», то есть они не связаны с победами Боратынского на трех реках, которые, якобы, совершили предки семьи. Скорее всего, новое объяснение символики герба появилось именно при создании русской легенды Боратынских, которые, находясь на службе в Польше и Литве, действительно принадлежали к гербам Корчак и Топор.

Однако совсем не обязательно эти гербы были непосредственно пожалованы предкам Боратынских. По условиях Городельской унии 1413 г. литовские семьи были адоптированы в польские гербы; это было политической акцией, способствовавшей сближению феодалов двух недавно объединившихся государств – Польши и Литвы[1061]. Возможно, появление у Боратынских польского герба связано именно с этой акцией.

На «Русинских землях», откуда, по легенде, происходили Боратынские, не было должности канцлера, которую якобы занимал Дмитрий Божедар. Канцлер в Литве – высшая придворная и государственная должность: он возглавлял великокняжескую в Литве, или королевскую в Польше канцелярию. Однако русские генеалоги XVII в. любили употреблять этот термин; в частности, в их легендах предки думного дьяка Емельяна Ураинцева названы «канцлерами» – это для них соответствовало понятию «думный дьяк». Еще А. И. Рогов, изучая русские переводы Хроники Матвея Стрыйковского, указал, что и в них на полях рукописей встречается объяснение слова «канцлер» в значении «думный дьяк»[1062]. Употребление слова «канцлер» в родословной легенде Боратынских скорее надо рассматривать как дань русской генеалогической традиции последней четверти XVII в.

Служба Боратынских в Литве и Польше по официальным документам прослеживается со второй четверти XV в. К 1436 г. относится первое упоминание об одном из них: «Волчек с Боратына» был помощником судьи (podsędek) в Пшемысле[1063]. С того времени служба членов семьи Боратынских связана с городами, входившими в состав Галицко-Волынской земли – Пшемыслем и соседними Бэлзом и Рогатиным. Ян Стечко Боратынский – хорунжий в Пшемысле (1518–1546 гг.) и староста рогатинский (1534 г.) – умер в 1546 г.[1064]

Согласно родословной, Ян Стечко, принявший католичество, был сыном Ивана Дмитриевича Боратынского и его племянницы – Марии Васильевны, опекуном которой был «Крез, староста Пшемысла»[1065]. По спискам литовских чиновников известен Миколай Креза с Боболиц, староста львовский в 1497 и 1502 гг., староста пшемысльский в 1502 и 1504 гг.[1066] Судя по этим датам службы, Миколай Креза принадлежал к более старшему поколению, чем Ян Стечко.

По родословной Боратынских, Ян Стечко и его брат Андрей служили польскому королю и великому князю литовскому Сигизмунду Старому (правил с 1506 г.), отличились в войне с Москвой; Ян – «староста Боратына и правитель Пшемысла»[1067]. Кроме того, в родословной имя Яна связано и с венгерским королем: он «пошел на помощь» к королю с отрядом в 400 человек. Во время боя Ян, «храбро сражаясь, был тяжело ранен», и король принял в нем большое участие и поручил его заботам своих лучших лекарей»[1068]. В этом фрагменте можно заметить отзвук русских генеалогических традиций XVII в. В родословиях, составленных в 80-е гг. XVII в., неоднократно встречаются аналогичные сюжеты, а в росписи Нарбековых это записано стихами: раненого при взятии Казани предка семьи «Благочестивый убо царь (Иван Грозный – М. Б.) милосерд его призирает / И врачевати его с тщанием повелевает»; далее идет подробное описание «врачевания»[1069].

Среди Боратынсхих в XVI в. наиболее значительным лицом был сын Яна Стечко – Петр, секретарь короля Сигизмунда Августа, староста Самбора, каштелян Пшемысла (умер в Кракове в 1558 г.). В списке чиновников он упомянут как староста Самбора (1531 г.) Бэлза (1554–1556 гг.); как каштелян Пшемысла в 1553–1556 гг.[1070] Возможно, Петр умер молодым, ибо все упоминания о его службе польскому королю ограничиваются шестью годами. Но по родословной легенде Петр долгое время жил заграницей. Его сын Иван Петрович по родословной умер в 1584 г., а Петр Иванович, внук королевского секретаря, в 1620 г. Об их службе в Литве известий нет.