Более независимы от письменных памятников сюжеты двенадцати резных пластин, которые в исторической литературе признаются иллюстрациями к тексту Сказания о князьях владимирских. Две первые – совет великого князя Владимира – ближе других ко всем трем памятникам: в надписях к пластинам говорится о том, что великий князь «совет творяше с князьми своими из бояры», «собирает воеводы искусны и благоразсудны и поставляет чиноначалницы». Но далее четыре пластины (две на северной стороне и две на западной) рассказывают о походе русских войск во Фракию, которому во всех трех письменных источниках посвящена одна фраза: «и отпусти их на Фракию Царяграда области; и поплениша их доволно, и възвратишася со многым богатьством» (слова «и взвратишася со многим богатеством» – это подпись к изображению на одной из пластин). Еще одна пластина изображает поход царя Константина «на персы»[562]
.Изображения последних пяти пластин посвящены совету императора Константина, посылке его даров в Киев и венчанию великого князя Владимира Всеволодовича этими дарами. Об этом венчании ничего не говорится в письменных памятниках. Все это еще раз доказывает самостоятельное значение изображений на Царском месте и позволяет вернуться к вопросу о его датировке.
При анализе текстов не стоит забывать, что при подготовке к венчанию на царство Ивана IV текст для украшения Царского места надо было подготовить заранее, чтобы его могли вырезать на пластинах. Это объясняет его близость к Чудовской повести, самому раннему из существующих памятников. В противном случае текст на передних дверцах должен был совпасть с текстом Поставления – официального документа, который и иллюстрирует Царское место. О такой тесной связи с коронационными документами говорят и рисунки последних пяти пластин Царского места, где передача регалий власти и венчание Владимира изображены с такими же жестами, которые описаны в Чине венчания Ивана IV и, кроме того, изображен скипетр, которого нет среди даров императора Константина. Возможно, на каком-то этапе разработки формулы идеи власти появилось и упоминание о Киеве, которое попало в тексты Царского места и не нашло отражения в более поздних документах Поставления и Сказании, сохранивших окончательные формулировки.
Соотношение исследованных текстов и текст Чина венчания Ивана IV позволяют предположить, что в 1547 г. Царское место стояло в Успенском соборе, а дата письменных источников – 1551 г. – относится к его восстановлению после московского пожара. Но окончательный вывод можно будет сделать лишь после специального изучения Царского места.
Однако уже сейчас можно говорить о следующем соотношении четырех представленных в работе памятников: наиболее ранний текст о посылке даров императора Константина находится в Чудовской повести; Царское место дает промежуточный вариант между повестью и текстом Поставления, написанного в связи с венчанием на царство Ивана IV (1547 г.). Текст Поставления сделал рассказ о посылке даров официальным, что отразилось в тексте Сказания о князьях владимирских. Совпадения этих текстов с текстом Послания Спиридона-Саввы практически отсутствуют.
Социально – политическая история
Зарождение чиновничьего аппарата Русского государства. Генеалогические заметки[563]
Проблема зарождения и эволюции государственного аппарата России и тесно связанная с ней проблема состава чиновничьего аппарата давно привлекала внимание исследователей. В силу специфики русских источников, где нет четких указаний на даты возникновения и функции средневековых органов управления, чаще первоначально изучались именно функции и состав чиновников; достаточно вспомнить классический труд Н. П. Лихачева «Разрядные дьяки XVI века» (СПб., 1888) или работы С. К. Богоявленского и С. Б. Веселовского[564]
. Большую работу по сбору сведений о личном составе административных служб в конце XV–XVI вв. провел А. А. Зимин[565]. И, наконец, подвел итоги предшествующих исследований и предложил свою концепцию Ю. Г. Алексеев[566], работа которого становится настольной книгой каждого, кто собирается заниматься историей государственного аппарата средневековой России. Благодаря этим трудам, работам генеалогов начала века, которых интересовали родственные связи между дьяческими семьями и семьями титулованных родов, мы можем также проследить процесс срастания служилых и аристократических фамилий. Правда, в силу специфики отечественных источников, этот процесс лучше виден, начиная с середины XVI в.