Я не раз писал о случившемся и по горячим следам, и по прошествии лет. Поэтому для дальнейшего изложения решил воспользоваться текстом моей статьи «Что происходит с Русским движением?», написанной накануне Русского марша 4 ноября 2008 года, но окончательно отредактированной в декабре, когда необратимость произошедшего уже стала для всех очевидной.
Итак, в слегка исправленном и сокращенном, но дополненном виде мой рассказ очевидца о событиях того переломного времени выглядит так.
Что же произошло с Русским движением летом-осенью 2008 года?
Я всегда полагал, что ДПНИ нам необходимо даже при всех недостатках, ибо оно успешно, я бы даже сказал — талантливо исполняет важнейшую роль в русском движении, и причем не одну. Во-первых, оно полностью и наилучшим образом закрывало собой весь расово-антропологический фланг, столь неизбежный и основополагающий для нас. Во-вторых, оно концентрировало внимание всего российского общества на важной — русской — проблеме, открывая нам широкое пиар-поле для маневра. В-третьих, быстро набрав значительную массовость и популярность, ДПНИ стало локомотивом всего движения, играя роль проходческого «щита», используемого строителями туннелей. За этим щитом, принимающим на себя основную тяжесть сопротивления, двигались, как проходчики, все мы, менее крупные русские организации, развивая и пропагандируя наши идеи в широкой публике, привлеченной шумихой вокруг ДПНИ. Идеальной моделью именно такого сотрудничества и консолидации русских уже с 2006 года стал Русский марш. Опыт столичной консолидации русских сил вокруг Оргкомитета Русского марша, где ДПНИ играло первую скрипку, транслировался нами в провинцию, способствуя и там, что очень важно, единению русских сил.
Что же произошло? Почему этот замечательный проект лопнул, треснул — и трещина пошла через все русское современное движение?
«Но вздорные губят мечтанья и самый блестящий удел», — сказал поэт.
Моя версия состоит в том, что у реальных создателей и руководителей ДПНИ, братьев Александра и Владимира Поткиных, нарушилось адекватное восприятие и стратегическое понимание ситуации, исказилась самооценка, взыграли необоснованные амбиции и утопические надежды. Все это, в сочетании со слишком большой морально-политической подвижностью, привело их к личному и политическому краху. Предполагаю, что свою «креативную» роль сыграли в этом их кремлевские кураторы, а добивающий удар нанесла ФСБ, которой просто грех было не воспользоваться моментом. Но в основе, все же, личный психологический «занос» братьев, двинувший их по принципиально ложному пути.
Что я имею в виду, говоря об ошибках создателей-руководителей ДПНИ?
Во-первых,
они напрасно вообразили, что ДПНИ способно выйти из своей функциональной ниши, что оно должно отвергнуть свою узкую специализацию и взять на себя решение всех задач русского движения в полном объеме, иначе говоря, превратиться в главную общерусскую организацию, «вначале — клуб, затем — партию», по словам Белова. Свой конкретный фланг они захотели развернуть на весь фронт — попытка с заведомо негодными силами и средствами.Во-вторых,
устав от преследований, арестов, судебных угроз и т. п., они решили покинуть беспокойный сектор массовой борьбы на грани «экстремизма» и перейти к респектабельной, полностью легальной деятельности. Проявив при этом полное непонимание самой природы ДПНИ!Кому в мире, кроме Кремля, и на кой хрен нужно было «белое и пушистое», легальное, законопослушное ДПНИ?! Его сила и привлекательность были всегда прямо в обратном: в действиях на грани фола и народного бунта, уличной борьбы вплоть до погромов рынков и палаток и тому подобных партизанских акций. Каждое проявление русского народного возмущения, особенно физическое, а тем более массовое, встречалось на ура — вот чего русские люди в действительности ждали и требовали от ДПНИ. Вот чему аплодировали! Даешь Кондопогу! Именно на этом были заработаны все симпатии. И до поры руководители это отлично понимали, почему Белов и возникал, лично и немедленно, во всех точках нестабильности, национальных конфликтов. Если бы ДПНИ решило сдвинуться еще дальше в сторону экстрима, развернуть подпольную работу, превратиться в аналог ИРА, народ воспринял бы это с энтузиазмом и пониманием. Но Поткины решили двинуться в прямо противоположном направлении, и это не вызвало у абсолютного большинства ничего кроме недоумения и разочарования.
Можно понять Белова-Поткина, окруженного примерами судебных расправ, испытывающего непрерывное давление репрессивных органов и т. п. Но, простите, какие же из руководителей ДПНИ публичные политики? Ни ступить, ни молвить не умеют, как говорится[125]
. Мы слышали Белова с весьма высоких трибун Русского марша. Наиболее яркие мысли и тезисы его запомнились благодаря таким словам, как «насрать», «кремлевские гондоны» и т. п. (я еще выбрал самое мягкое). Слышали его и в кулуарах, где основным аргументом частенько являлся простой русский мат. Это речи политика?