Русское государство и его западные соседи (1655–1661 гг.)

При отправлении Д. Мышецкий получил еще одно важное поручение. Он должен был просить у курляндского герцога разрешения привозить в русский обоз «продавать хлеб всякой и конские кормы, и сено, и овес». Вопрос о снабжении армии продовольствием приобретал все более важное значение по мере того, как русское войско переходило к правильной осаде рижской крепости, располагаясь на территории разоренной военными действиями городской округи. Эту часть миссии Д. Мышецкий выполнил быстро и успешно. Курляндский герцог такое разрешение дал[458]. 30 августа было заключено соглашение о поставках для русской армии продовольствия и фуража[459]. Посетивший в начале сентября царскую ставку канцлер герцога Мельхиор Фелькерзам привез сведения о заготовленных запасах (мука, овес, пиво), и А.Л. Ордину-Нащокину было поручено обеспечить их доставку «з границы до государеву стану»[460].

Цели миссии Фелькерзама этим не ограничивались. 9 сентября он беседовал о «тайных делах» с главными советниками царя Б.И. Морозовым и И.Д. Милославским[461]. Ранг собеседников показывает, какое значение придавалось этой встрече в царской ставке. От имени герцога канцлер обращался с пожеланиями, чтобы купцы из Митавы могли свободно торговать в Риге и чтобы Курляндскому герцогству были возвращены ряд пограничных земель, которыми «завладели насильством шведы»[462]. Эти пожелания, которые царь согласился удовлетворить после взятия Риги[463], отражают уверенность курляндского двора в том, что в скором времени царь станет полным хозяином на прилегающих к Курляндии землях шведской Ливонии. Это же представление распространялось на территорию соседней Жемайтии. Канцлер просил передать Биржи дочери Януша Радзивилла, «а шведов велел бы вывести»[464].

Ближайшие советники царя встречались с канцлером, конечно, не для того, чтобы выслушивать такие пожелания. После поездки А.Л. Ордина-Нащокина в Митаву в царской ставке появились надежды, что при содействии курляндского герцога Рига сможет мирным путем перейти под власть Алексея Михайловича. Такие надежды подкрепляли сообщения выходцев из Риги. Один из таких людей сообщал, что «сходятца в ратуше служилых людей начальные люди и мещане, а говорят, де, мещане, чтоб государю добить челом и город здать»[465]. Человек, бежавший из Риги 7 сентября, рассказывал, что рижские горожане «говорят меж себя, лутче бы им было коли здались»[466]. Содействия в этом в царской ставке ожидали от курляндского герцога, и М. Фелькерзам эти надежды не развеял. Он сообщил, что герцог «жалеет о Риге», а он, канцлер, «на то может приводить рижан, чтоб они великому государю… добили челом». Советники царя постоянно советовали «рижан на то приводить вскоре, чтоб они… город здали»[467].

Вместе с Фелькерзамом к герцогу Якобу был отправлен московский дворянин В.Я. Унковский. Он вез герцогу «жалованье» от царя «10 сороков соболей добрых» на 1.000 руб. и предложение снова начать переговоры с рижанами. От имени царя он уполномочивался обещать им, что Алексей Михайлович «веры и прав и вольностей не нарушит и свыше и каждого пожалует по их достоинству, а которые похотят ити в Свейскую землю, и тех велит отпустить»[468]. Предпринятые шаги давали основание надеяться на скорую сдачу Риги.

Еще до начала переговоров с Фелькерзамом 29 августа царь принял в своей ставке посла курфюрста Фридриха Вильгельма Ионаса Казимира Эйленбурга[469]. Перед приемом состоялась его беседа с Ларионом Лопухиным, который расспрашивал посла о целях его миссии и об участии курфюрста в происходивших в Польше событиях. О целях миссии посол не сказал ничего нового по сравнению с тем, что было уже известно от А.Л. Ордина-Нащокина. Он лишь настойчиво выступал с предложением посредничества, постоянно подчеркивая склонность Карла Густава к миру: он не знает за собой никакой вины, «и царскому величеству войны с ним вести не за что», просит, чтобы курфюрсту сообщили, «в чом перед царским величеством его королевская неправда»[470].