Василий доходит до моста. Как только завидели побратенники своего атамана, у них, молодцов, думушки прибыло, словно у соколов крылья отросли. Молодой Василий идет к ним на выручку. Дело их вдруг поправляется. Бой разгорелся. Мужики подаются. Драка идет до вечера. Мужики побиты, смяты, мира просят. Они обращаются с мировою не к Василию, а к его матери. Песня расцвечивает это событие, говорит, что они одну чашу поднесли с золотом, другую с серебром; а это только подарок— не в счет условия. Три тысячи, что в закладе положены, само собою; эти три тысячи разлагаются на определенные дани с целой улицы, так что Буслаев будет получать с них, как будто князь со своего княжения дань. Таково было народное понятие: кто одолел, тот с побежденного берет дани и накладывает пошлины:
Может быть, в случае таких споров и закладов на то, кто кого побьет, проигранный заклад падал на все общество, к которому принадлежали побежденные, так что если такой-то улицы молодцы побиты в закладе, то вся улица платила по разверстке. Так и должно было быть там, где и за сделанное убийство, когда убийца не отыскан, платило все общество, и в делах политических и общественных представительство касалось известной массы людей, соединенных одноместностью жительства, или принадлежностью к одному управлению. Мать приказывает прежней же девушке-чернавушке привести Василия. Девушка застает его еще среди боя, побеждающего мужиков. Она схватила Василия за руку и провозгласила утешительную весть:
Бой прекратился. Василий пошел с торжеством к себе на двор, а за ним его удалые верные побратенники. Прежде всего, после трудов они выпили по чарке вина, и когда хмель зашел им в голову, они выразили Василию намек, чтобы он распоясывался — давал им награду, и честили его таким образом:
Василий повел их обедать, и веселым пиром окончилось побоище:
В этом деле нет властей, — они не вмешиваются, не останавливают беспорядка. Это братчина — повольное дело. А братчина, по судно-новгородской грамоте, сама судит как судьи. Невольно приходит вопрос: какие же побудительные причины всей этой кутерьмы? Все здесь является плодом внезапных увлечений, порыва страстей; нет ничего рассчитанного. Оно так и делалось в жизни вольного города. Здесь все беспричинно, как и в рассказах летописей, где также не доберешься, из-за чего люди волнуются, за что князей выгоняют, других приглашают; сегодня одного возносят, завтра того же грабят, с моста сбрасывают, потом опять честят. Точно так и в нашей песне все покажется непонятным, если начнешь думать, что это совершалось по заданной мере, сообразно принятым понятиям и убеждениям; но все станет понятно, если смотреть на эти события, как на следствие движений души, рождаемых случайным стечением обстоятельств. «Планида набежала такая», — говорит и теперь наш народ о событии, которого причин отыскать трудно, потому что нет других, кроме влечений нрава и сердца: человек не знает сам утром, что сделает вечером.