Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду

В 1340 году ушкуйники сожгли Устюжну (на реке Мологе) — «из Новагорода ходивше молодци, воеваша Устижну и пожгоша; нь угонивше, отъимаша у лодеиников полон и товар; потом же и Белозерьскую волость воеваша», но не смогли уйти с пленниками и «товаром». Потеряв в бою с преследователями почти все трофеи, отряд ушкуйников отправился в Белозерскую землю[145], где восполнили потерянное, да еще и добавили «сверху».

1342 год. Двинская земля. Лука Варфоломеев (не тот ли герой 1320 года?) с сыном Онцифором и с отрядом «холопов-збоев», не получив разрешения властей и церковного благословения, отправился на Северную Двину и «взял всю землю Заволочскую по Двине все погосты на щит», но в конце концов погиб[146]. Его сменил сын, Онцифор, сам ставший во главе ватажки повольных людей. Онцифор отомстил за погибшего отца, предав «мечу и пожару» многие местные поселения и их жителей.

Однако в 1348 году шведы вновь двинулись войной на Новгород. Шведский король Магнус взял крепость Орешек[147]. На следующий год последовал поход ушкуйников в провинцию Халогаланд, в ходе которого был взят сильно укрепленная крепость Бьаркей.

Таким образом, шведы и русские обменялись чувствительными ударами. Причем с русской стороны отвечали ушкуйники, видимо, как самые подготовленные и отчаянные в своей храбрости. А может, новгородцы и не хотели пускать в дело дружину, опасаясь, что война может принять затяжной характер.

Поход Магнуса стал последним из «крестовых походов» шведских рыцарей на земли Великого Новгорода. Ответ ушкуйников шведскому королю впечатлил его настолько, что в своем завещании (1372 г., то есть за два года до своей гибели во время кораблекрушения), он взывал: «Приказываю своим детям, своим братьям, и всей земле Шведской: не нападайте на Русь, если крест в этом целовали; нет нам в этом удачи…»[148]

Затем свыше 100 лет на севере Руси не было серьезных военных действий («за время с 1142 по 1446 год Новгород 26 раз воевал со Швецией, 11 раз с Ливонским орденом, 14 раз с Литвой и 5 раз с Норвегией»[149].). Ушкуйники же обратили свои взоры на юго-восток, на Золотую Орду…

* * *

И, словно напившись прадедовской браги,

Напяливши ночь на плечи,
Сходились лесов вековые ватаги
На злое весеннее вече.

Я в полночь рванул дощаную дверцу, —

Ударило духом хвои.
Распалось мое ошалевшее сердце,
И стало нас снова — двое.

И ты, мой товарищ, ватажник каленый,

И я, чернобровый гуслярник;
А нас приволок сюда парус смоленый,
А мы — новгородские парни,

И нам колобродить по топям, порогам,

По дебрям, болотам и тинам;
И нам пропирать бердышами дорогу,
Да путь новгородским пятинам,

Да строить по берегу села и веси,

Да ладить, рубить городища,
Да гаркать на стругах залетные песни
И верст пересчитывать тыщи;

Да ставить кресты-голубцы на могилах,

Да рваться по крови и горю,
Да вынесть вконец свою сильную силу
В холодное Белое море.

Владимир Луговской, декабрь 1925 — 22 января 1926.

Как ушкуйники Орду разгромили

Тринадцатый век, без сомнения, является самым сложным, трагическим, переломным столетием российской истории. Ни одна другая эпоха не породила исторических мифов больше, нежели последний век существования многострадальной Киевской Руси. Тому имеются веские причины: этногенез Руси в самом конце XII столетия вступил в фазу обскурации[150]. Если бы дело ограничилось ненарушенным развитием этнической системы, то в данном случае фиксировалось бы лишь опасное для Руси нарастание разрушительных тенденций, которые приобрели форму необратимого процесса себя уже во второй половине XII века. Однако этногенез Киевской Руси оказался усложнен этническими контактами с представителями совершенно иных суперэтносов: Монгольского улуса (татаро-монгол) и «Христианского мира» (Западной Европы)[151].

* * *