Русское иго, или Нашествие ушкуйников на Золотую Орду

Сидел на дереве парень и высматривал: не скачет ли в высокой траве чамбул — конный татарский отряд? Увидев врага, нужно было сразу же запалить факел на дереве, посылая сигнал следующей «стороже», спуститься на землю, вскочить на лошадь и нестись во весь опор к ближайшему гарнизону, потому что татары, заметив огонь, всегда пытались догнать сторожей. Сторожили обычно по двое: один наблюдал за степью, другой — за оседланными лошадьми. В гарнизонах, увидев вспышки факелов, поднимали тревогу, отряжали гонцов в другие городки, в Москву и довольно оперативно подтягивали войска. Но легкоконные татары за это время успевали наловить по окрестным деревням пленных и уже начинали отход. Русские гнались за ними на свежих конях, пользуясь определенным преимуществом: лошади татар успевали к тому времени устать. Настигнутых татар рубили, а пленных освобождали и отпускали домой.

Только через 200 лет, в XVIII веке, России удалось решить важнейшую проблему обретения естественных границ. Все эти 200 лет активные индивиды пополняли ряды защитников рубежей Отечества. И потому-то в XVI веке мы видим группы пассионариев не только в столице, но и на русском пограничье. Такое разделение пассионариев составляет характерную примету новой фазы этногенеза — акматической.

Повышение пассионарности и в столице и на окраине этнического ареала приводило в принципе к одинаковым последствиям: внутри этнической системы увеличивалось количество входящих в нес подсистем — консорций и субэтносов, — так как пассионарные люди чувствовали свою «особину» и объединялись. Выше мы уже упоминали, что активное население Москвы разбилось на партии: Шуйских поддерживали люди торговых рядов, у Вельских были свои кварталы, на которые они опирались, у Глинских — свои, у Мстиславских — свои. Сторонников каждого из этих боярских родов связывала общность исторической судьбы, и это были подлинные консорции[209].

Для пограничных пассионариев были характерны объединения более высокого порядка, поскольку в ходе войны с татарами или ногайцами отношения со своими боярами переставали иметь какое-либо значение. Например, на Дону образовался особый субэтнос, впоследствии ставший этносом, — казаки. Они принимали к себе всех беглых крестьян и чувствовали себя совершенно самостоятельными. Неизменно признавая московского великого князя своим государем, они недолюбливали бояр и представителей тогдашней бюрократии — дьяков. Независимость Дона была зафиксирована в двух емких формулах: «С Дону выдачи нет» и «Мы не кланяемся никому, окромя Государя».

Казаки не были склонны считаться с мнением московского правительства, часто своевольничали и назывались в царских письмах когда разбойниками, когда ворами, когда убийцами, когда государевыми изменниками. Но все же московские чиновники и казаки видели друг в друге своих, и потому на Дон неизменно приходили караваны с зерном, водкой, «зельем» (порохом), свинцом и… просьбами к атаманам-молодцам навести хоть какой-нибудь порядок.

Наряду с боярскими «послужильцами» и казаками, стремившимися к богатству, победам, успехам, были в Москве XVI века и те, чья пассионарность предполагала стремление к идеалу знания, к борьбе за свои убеждения. Им ни в холопы, ни на границу пути не было. По условиям времени вся мысль в XVI веке была мыслью церковной. Вопросы веры имели огромное значение, ибо форма исповедания отождествлялась с определенным поведением, определенной идеологической программой и легко переходила в политику и в быт. Именно вопросы свободы совести определили третье направление приложения сил русских пассионариев»[210].

* * *

История ушкуйников закончилась 1469 годом?

На походы ушкуйников очень похожи действия некоторых формирований во время русско-шведских войн XVI–XVII столетий.

Так, в 1555 году новгородский наместник получил царскую грамоту с повелением отомстить шведам за то, что они разоряли «корельские и ореховские волости». Иван Грозный приказывал сформировать и послать в Выборгский уезд войско из новгородских «детей боярских», «земцев» и пострадавших от шведов жителей приграничья, чтобы «им над немцы учинити по тому ж, как они над нашими людьми чинили, а за грабежы бы свои взяли гораздо вдвое и втрое…»[211].

Фактически воспроизводили набеги ушкуйников и походы карельских партизан в 1581–1583 годах и 1589–1593 годах. Небольшие партизанские отряды базировались на российской территории, откуда периодически совершали вылазки на земли под властью шведов. Главной целью этих вылазок был грабеж «немцев» и «изменников», опустошение вражеских владений. Аналогичным образом действовали партизаны Корельского уезда в конце 1610-го — начале 1611 года, а также карелы, жившие на реке Кеми. Последние весной 1611 года в ответ на появление вражеского десанта разграбили шведские владения в Эстерботнии[212].

Летом 1614 года еще один партизанский отряд из жителей Северной Карелии прошелся огнем и мечом по приграничным шведским землям — на этот раз пострадала Улеаборгская губерния[213].