Русское христiанство

Русскiе христiане, жаждавшiе всей душой свести Іерусалимъ небесный на землю, чтобы вся жизнь земная – въ добыванiи хл?ба насущнаго, въ пищи и въ питiи, въ строенiи дома, семьи, хозяйства, государства – была освящена молитвами и благословенiями церкви, постепенно въ устроенiи всей земли своей, въ созданiи на ней большого государственнаго т?ла, сплошь покрытаго храмами съ множествомъ крестовъ на ихъ крыльяхъ (храмъ немыслимъ безъ сiяющаго какъ бы въ неб? креста на его верхушк?), увид?ли воплощенiе царства Христова на земл? и назвали свою землю «святой Русью». Количество святыни, число святыхъ, чудотворныхъ иконъ, мощей, чудесъ, подвижниковъ, богоугодныхъ людей рисовалось русскимъ все возрастающимъ и накопляющимся на Святой Руси, такъ что вс? камни и все дерево ея зданiй становились освященными, обмоленными, благодатно преображенными среди остального, мен?е священнаго, бол?е нечистаго и въ ритуальномъ небреженiи погибающаго мiра.

Какъ же на почв? такой религiозной психологiи, какъ бы возвращающей насъ къ мистик? ветхозав?тной ритуальной левитской чистоты, переживаются русской душой основные догматы христiанства: отношенiе ея къ Спасителю Нашему, Господу Іисусу Христу, евангельское сознанiе богосыновства, благодать и свобода и перв?йшiя «царскiя» запов?ди о любви къ Богу и ближнему?

Прежде всего прим?чательный фактъ. Греческое богословское созерцанiе Св. Софiи, какъ особаго образа второй ?постаси Св. Троицы, нашло свое литургическое воплощенiе въ посвященiи имени св. Софiи н?сколькихъ ка?едральныхъ храмовъ. По подражанiю грекамъ появились и на Руси храмы св. Софiи. Но богослужебное празднованiе имъ было прiурочено къ праздникамъ въ честь Пр. Богородицы, и св. Софiя истолкована была отчасти, и въ иконоборческой трактовк?, какъ образъ Богоматери. Количество чудотворныхъ и чтимыхъ иконъ Богоматери исчисляется въ Россiи многими десятками, а богородичныхъ храмовъ – тысячами. Любимыми службами и ака?истами у русскаго народа являются преимущественно богородичныя службы. Свои столичные нацiональные соборы русскiе посвящали Пр. Богородиц?: Кiевскiй – Десятинный, Владимiрскiй и Московскiй – Успенскiе, СПбургскiй – Казанскiй. Что это: забвенiе Христа, искаженiе догматики? Ничуть. Это только своеобразное преломленiе догмата искупленiя въ нацiональномъ дух?. Русскому сознанiю совершенно несвойственно исторически-идиллическое отношенiе къ евангельскому прошлому. Ни Ренанъ, ни Штраусъ, ни одна позитивистическая германская «Leben-Jesu» не могли бы родиться въ русской голов?. Созерцанiе отъ прошлаго устремлено къ грядущему. Для насъ Христосъ грядетъ во слав? судить живыхъ и мертвыхъ. У русскихъ принятъ греческiй иконный образъ «Пантократора» – «Господа Вседержителя», Христа, Царя и Судiи. Русскiй не дерзаетъ въ своемъ аскетическомъ самоосужденiи просто предстать предъ Праведнымъ Судiей. Онъ ищеть заступника. По гр?шному опыту онъ знаетъ, что есть одна естественная любовь, которая прощаетъ все, которая милосердна безпред?льно, это – любовь матери. И такой своей Матерью и Всемилосердной Матерью всего слабаго, гр?шнаго рода челов?ческаго русскiй признаетъ Матерь Божiю, вм?ст? съ страданiемъ за Сына Челов?ческаго принявшей въ ея раненую душу (Лук. 2, 35) всю скорбь людскую. Она сострадательно и любовно покроетъ «честнымъ своимъ покровомъ» несчастнаго кающагося гр?шника и этимъ спасетъ его на праведномъ суд? Божiемъ отъ заслуженнаго наказанiя. Никогда русскiй не воображаетъ и не изображаетъ на иконахъ Пр. Богородицу одинокой, безъ младенца, и юной д?вой. Только на иконахъ Введенiя и Благов?щенiя, по необходимости. Онъ видитъ ее только какъ матерь съ младенцемъ. Изображаетъ часто зр?лой, почти на границ? старости, женщиной – «старицей», съ безконечной скорбью на лиц? за весь родъ челов?ческiй. Въ этомъ смысл? материнскаго заступничества русскiй и повторяетъ часто въ молитвенномъ смиренiи восточную формулу: «Пресвятая Богородица спаси насъ!» И фольклористически наблюдая это, могутъ сказать, что это не религiя Христа, а религiя Божiей Матери. Разум?ется это неточно и въ глубин? совс?мъ нев?рно.

Какъ и вся Восточная Церковь, русское христiанство теоретически совершенно не интересуется мучительнымъ для Запада вопросомъ о свобод? и благодати. Онъ зд?сь кажется искусственнымъ, даже какъ бы не христiанскимъ, поставленнымъ, какъ бы языческой гордостью. Вопросъ предр?шается для русскаго религiознаго сознанiя психологически, какъ самоочевидный. Восточному сознанiю вообще чужда претензiя какой бы то ни было личности сводить счеты съ Богомъ, думать о какихъ то своихъ силахъ и т?мъ бол?е «заслугахъ». Ему не надо было исканiй Августина, мукъ Лютера и героизма Кальвина, чтобы познать всю глубину откровенiя Павлова о спасенiи только благодатью, даромъ даруемою за в?ру. Со своимъ отт?нкомъ и на своемъ психологическомъ язык? русскiй называетъ эту благодать «милосердiемъ», «милосердной любовью Божiей», выстраданной страданiями Первомученника за вс?хъ – Господа Іисуса.