Русское крестьянство в зеркале демографии

В низинах вокруг наших деревень текли ручьи и речки. В этих речках мы в детстве ловили рыбу и купались. Их берега да склоны очищались от деревьев и кустарников, превращая в луга.

Эти луга в июле ежегодно выкашивали, заготовляя на зиму сено для коров. Никакой эрозии почвы на берегах речек быть не могло, потому как, после выкашивания травы, побеги корней кустились еще сильнее, затягивая малейшее пространство вокруг.

За осень трава подрастала, укрепляя и корни, и почву. Поэтому весенние воды ничего не размывали, скатываясь с травяного берега прямо в речки.

Сейчас, как вы видите, все заросло. Эрозии берегов тоже нет. Но в речках — не то, что рыбу ловить, подойти к ее берегу невозможно.

Пешее путешествие по останкам моей родины закончилось. С тяжелым чувством вернулись к машине. Выехали на дорогу. Она проходит по тем местам, по которым я, уже в юности, ходил рыбачить за три километра на реку Виледь. Поехали по этой дороге.

Видим впереди указатель Елизовка — Островская.

То, что название искажено — это можно простить и исправить. Но за указателем через 100 метров дорога закончилась. Далее заросли.

Кругом сплошная «зеленая пустыня».

Эту дорогу прокладывали как раз в период компании «неперспективные деревни». Так что она очень точно отражает эту компанию — это дорога в никуда.

Поездка подходила к концу. Возвращаясь, заехали в деревню Рязань — в одном километре от села Никольское. Там тоже жили Башлачевы — скорее всего, потомки тех Ивана, Василия и Левонтия, которые в средние века ушли из Рязанской земли, чтобы не быть в зависимости от кого‑либо, предпочитая быть вольным крестьянином.

В деревне Рязани мы нашли нескольких Башлачевых пенсионного возраста. В том числе Клавдию Арсеньевну, 89 лет. Она с 1950 года преподавала в Никольской школе русский язык и литературу.

Наша беседа за чаем была долгой и касалась — прежде всего, детей.

Напомню, когда я в 1944 году пошел в первый класс Деминской начальной школы, то все 4 класса учились в двух небольших помещениях.

В одном — 1 и 3 классы, во втором — 2 и 4 классы.

Нас в классах было «битком», не было ни одного пустого места за партой. Нас училось около 75 детей.

Напомню, по воспоминаниям моего брата в этой же школе в 1930‑х училось 70 учеников.

Когда я учился в 8–10 классах Ильинской школы, мы учились в трех параллельных классах.

А вот что поведала Клавдия Арсентьевна.

Пятых классов в Никольской школе в 1950 году было два. В каждом по 37 учеников. Итого 74.

К чему привела ликвидация «неперспективных деревень» и сселения всех в центральные усадьбы?..

В основе проекта «перспективных учёных» лежит «экономия» столбов и проводов. Для этого ликвидировали все деревни вокруг моей малой Родины, создав один совхоз в селе Никольское, куда съехались все те, кто не уехал в города. В селе построили большую двухэтажную школу-десятилетку.

Вот только к  2009 году в старших классах Никольской средней школы, по свидетельству Клавдии Арсеньевны, осталось всего по 6–7 учеников. А в первом классе — не было и одного ученика.

В центре села Никольского поставлен памятник.

На памятнике высечено около 350 фамилий погибших в боях Великой Отечественной войны.

Среди них и мой брат Александр, командир взвода отдельного штурмового батальона, погибший 3 января 1944 года под Витебском.

Это как раз те, кто в 1930‑х учился в параллельных классах школы в Никольском, когда в каждом классе за партами было по 30–35 учеников.

Так что в 1941–45‑х годах было из кого призывать воинов на защиту Родины.

Например, только из деревень Казаковского сельсовета в годы Великой Отечественной войны было призвано около 500 мужчин. Многие из них пали в битвах пали, чтоб большая Родина жила.

Ныне все те деревни малой Родины разрушены.

Это итог ВТОРОГО удара по русскому крестьянству, нанесенного в 1960‑х «мирным» на первый взгляд средством — ликвидацией «неперспективных деревень». Вот от этого «мирного средства» остались и развалины деревень малой Родины, и памятник тем, кто пал в 1940‑х в боях за большую Родину.

Итоги реформы «неперспективных деревень»

Тысячи некогда шумных деревень превратились в «зоны вымирания» русского народа, где остались лишь старики и старухи.

Русских крестьян выселенных из «неперспективных деревень» селили в центральной усадьбе в двухэтажных квартирных домах, при которых даже огород разместить негде. А кругом на десятки километров разрослась «зеленая пустыня».

В итоге, уже в 1963 году пришлось впервые импортировать хлеб, а с 1972 года СССР стал ежегодно закупать крупные партии зерна на мировом рынке. (Что и прогнозировали в 1960‑х аналитики США).

В СССР за 1970–1980‑е импорт зерна возрос в 14 раз, мясопродуктов — в 5 раз, сливочного масла — в СТО ВОСЕМЬДЕСЯТ ЧЕТЫРЕ раза[110].

Вот что надо отметить. Ликвидация «неперспективных» была лишь в русских регионах.

Ни в Прибалтике с ее хуторами, ни в Средней Азии с кишлаками, ни на Кавказе с аулами — никто не ликвидировал «неперспективные» поселения.