Русское лихолетье. История проигравших. Воспоминания русских эмигрантов времен революции 1917 года и Гражданской войны

– Теперь мы все в их руках, – и помолчав, добавляет с какой-то трещиной боли в голосе, – ухнула Россия… там, – указывает он куда-то, вероятно, на Петербург, – все упустили… а теперь уж не подхватишь… все пропало…»

Это опьянение революцией как-то прошло? Солдаты утихомирились или все же продолжалось такое настроение и полное самовольное отрицание дисциплины?

Да, это все, конечно, продолжалось, ведь несчастье русской Февральской революции 1917 года, прежде всего, было в том, что она произошла во время войны, когда народ уже устал, когда государственные устои были совершенно расшатаны, когда дисциплина была надорвана и революция выпустила сразу в народе невероятное чувство анархии, ненависти, и это чувство затопило всю революцию и ее погубило. Ленин выиграл потому, что он единственный не испугался этих чувств ненависти, чувств, если хотите, стенька-разинских и пугачевских, он их оседлал. Оседлал своими невероятными посулами. Потом он народ обманул, но в этот момент он оседлал, поэтому он захватил власть. Но этот развал общий был чрезвычайно страшен, и я его в дальнейшем уже наблюдал на фронте, потому что в мае месяце я с маршевой ротой был отправлен на Юго-западный фронт, наша рота влилась в 457-й Кинбурнский полк 117-й дивизии. Эта дивизия входила в ту армию, которую Корнилов двинул в свое время в наступление, но, как известно, это наступление кончилось страшным поражением и доказало, что армия уже стала небоеспособной.

Когда был отдан приказ идти на фронт, как солдаты вашей маршевой роты приняли этот приказ?

С маршевыми ротами тогда творилось нечто совершенно невероятное. Маршевые роты были разного числа, но обычно до фронта маршевая рота довозила хорошо если тридцать процентов состава, потому что тогда уже люди просто из вагонов разбегались. Разбегались к себе домой, дезертировали, разбегались куда попало, куда хотели. Так что уже дисциплины никакой не было.

А у вас остались воспоминания о разговорах с солдатами?

О, да! Та молодежь, главным образом, студенческая молодежь, которая превратилась в офицеров во время войны и к которой как раз принадлежал я, мы пытались всячески дисциплину поддержать и создать, но это было чрезвычайно трудно. В своей книге я пишу и об этом, у меня есть такие сцены… Когда мы пришли почти к фронту, солдаты не хотели идти в окоп, нам приходилось их уговаривать. И так как я работал в полковом комитете, я был избран от офицеров, то мне часто приходилось выступать и на полковых митингах, и даже на дивизионных митингах с этими уговорами солдат. Но уговор на войне не действует, главным уговаривающим был Александр Федорович Керенский, он хороший был оратор, но у него тоже, конечно, ничего не вышло. Тут уж воевать было нельзя. С самого начала революции у меня родилось ощущение, что мы идем к гибели, и когда Октябрьский переворот произошел, у меня было такое ощущение, что вот она, гибель, пришла.

А сейчас, вспоминая о лете 1917 года, если сопоставить основные мысли и желания офицеров, таких же молодых студентов, как вы, и основные мысли, желания, стремления солдат, как их можно по графам распределить?

Происходили тогда совершенно потрясающие вещи. Во-первых, часть офицеров и в нашем полку сразу метнулась к большевикам. Небольшая часть, но довольно сильная. Например, у нас был такой поручик Дувин. Он не был большевик убежденный, партийный, но он был шкурник, циник, очень умный и хороший оратор. Он сразу овладел этой солдатской массой. И среди агитаторов большевицких были самые невероятные типы. Например, у нас на фронте разваливал полк такой унтер-офицер Хохряк. Он был жандармом при царском режиме, но он, боясь мести, уехал на фронт и на фронте сразу перекрасился в красный цвет. И нам всем, и старым офицерским кадрам, и такой молодежи офицерской, как я, было чрезвычайно трудно солдат удержать. Я боюсь сказать, но в смысле процентном я думаю, что если 10–15 % процентов солдат не были охвачены чувством полного поражения и желанием бросить винтовки и идти домой делить помещичьи земли и углублять революцию, то это хорошо. Но больше 15 % не было.

У солдат две главных мысли – конец войны и земля?

Да.