Читаем Русское литературоведение XVIII–XIX веков. Истоки, развитие, формирование методологий: учебное пособие полностью

Главное, по убеждению Писарева, заключается в том, что в произведении «есть типы и характеры», представленные с «самою трогательною искренностью» (549, 550). Безусловным центром романа является Базаров; и эта оценка совершенно верна уже потому, что писатель композиционными средствами выделяет эту фигуру: в романе, состоящем из 28 глав, Базаров появляется в 26. Писарева, как и его учителей – В.Г. Белинского, Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова, интересует не просто характер, а отражение в нем социальных тенденций. Заслугу Тургенева критик видел в том, что писатель показал представителя «нашего молодого поколения»: в личности героя «сгруппированы те свойства, которые мелкими долями рассыпаны в массах» (551). Как революционный демократ, Писарев подчеркнул, что писатель создал образ разночинца, за плечами которого жизнь «бедная, трудовая, тяжелая», «школа труда и лишений» (551), сформировавшие его как «чистого эмпирика». Поэтому «опыт сделался для него единственным источником познания, личное ощущение – единственным и последним убедительным доказательством» (551–552).

Писарев воспринял героя Тургенева как человека, ему самому мировоззренчески и психологически близкого. Подчеркнуто-демонстративно дистанцируясь от героя романа («мне Базаров ни сват, ни брат», 552), критик настоятельно и последовательно проводит мысль о том, что люди, подобные Базарову, предельно искренни в своих словах и поступках. Строй аргументов Писарева в защиту этого суждения венчается утверждением того, что поведение героя – это трезвый расчет умного человека, абсолютно рациональная позиция: неутомимая работа обеспечивает то положение, которого не добьешься «по протекции», «низкими поклонами или заступничеством важного дядюшки» (553).

Как человек с университетским образованием, прошедший курс естественных и медицинских наук, Базаров замечательно образован; как человек из семьи бедного уездного лекаря, добившийся всего «собственными трудами», за счет «копеечных уроков» (551), Базаров не получил необходимого духовно-нравственного воспитания. Гуманитарная же сфера – как науки и искусства, так и человеческие отношения – является областью не только образования, но в первую очередь воспитания. В силу этого Базаров признает «только то, что можно ощупать руками, увидеть глазами, положить на язык» (552); к природе, музыке, художественной литературе, живописи герой глух. Красота мира, в том числе сложность человеческих отношений, не затронула его. Чувство любви ему, привыкшему к общению с женщинами на уровне публичного дома, не знакомо. Нигилизм как отрицание «новыми» людьми «старых» социально-нравственных норм противопоставлялся традициям и принципам дворянской культуры. Однако Писарев справедливо подчеркивал: «Может быть, он <Базаров> в глубине души признает многое из того, что отрицает на словах, и, может быть, именно это признаваемое, это затаившееся спасает его от нравственного падения и от нравственного ничтожества» (552).

Анализируя образ главного героя (точнее то, как в образе отразился «новый» человек), Писарев опирается на понятие реализма. Следует припомнить, что история вхождения слова и понятия «реализм» в русскую культуру и науку относится к середине XIX века. Истоки его обнаруживаются в литературно-критическом творчестве В.Г. Белинского; в статье «О русской повести и повестях г. Гоголя» (1835) критик разделил поэзию на два «отдела» – «идеальную и реальную» и с «реальной поэзией» связал идею «верности действительности»; «реальное направление поэзии» понимается Белинским в социально-историческом ключе – как «тесное сочетание искусства с жизнию»[198]. А.И. Герцен употреблял слово «реализм» в синонимичном материализму значении («Письма об изучении природы», 1846); П.В. Анненков употребил это слово в литературоведческом смысле, определяя им правдивость изображения («Заметки о русской литературе прошлого года», 1849).

Именно Писарев первым ввел в широкое употребление в публицистике и критике термин «реализм». Для Писарева реализм – свойство мышления, «склад идей» (559), а также стиль поведения людей определенного (базаровского) типа. О себе и своем поколении Писарев будет заявлять: «мы, пишущие и говорящие реалисты» (573). Люди, подобные Базарову, не признают «никакого регулятора» – «ни над собой, ни вне себя, ни внутри себя» (554). Писарев готов рассматривать такую ситуацию не только в позитивном плане, но и как возможное проявление безнравственности и уродства. Для критика, исповедующего принципы революционно-демократического переустройства мира, современное ему поколение представляется больным «базаровщиной». Эту «болезнь века» (555) критик рассматривает в третьей главе своей статьи, называя ее «разъедающим реализмом» (558; курсив мой. – М.Л.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1
100 запрещенных книг: цензурная история мировой литературы. Книга 1

«Архипелаг ГУЛАГ», Библия, «Тысяча и одна ночь», «Над пропастью во ржи», «Горе от ума», «Конек-Горбунок»… На первый взгляд, эти книги ничто не объединяет. Однако у них общая судьба — быть под запретом. История мировой литературы знает множество примеров табуированных произведений, признанных по тем или иным причинам «опасными для общества». Печально, что даже в 21 веке эта проблема не перестает быть актуальной. «Сатанинские стихи» Салмана Рушди, приговоренного в 1989 году к смертной казни духовным лидером Ирана, до сих пор не печатаются в большинстве стран, а автор вынужден скрываться от преследования в Британии. Пока существует нетерпимость к свободному выражению мыслей, цензура будет и дальше уничтожать шедевры литературного искусства.Этот сборник содержит истории о 100 книгах, запрещенных или подвергшихся цензуре по политическим, религиозным, сексуальным или социальным мотивам. Судьба каждой такой книги поистине трагична. Их не разрешали печатать, сокращали, проклинали в церквях, сжигали, убирали с библиотечных полок и магазинных прилавков. На авторов подавали в суд, высылали из страны, их оскорбляли, унижали, притесняли. Многие из них были казнены.В разное время запрету подвергались величайшие литературные произведения. Среди них: «Страдания юного Вертера» Гете, «Доктор Живаго» Пастернака, «Цветы зла» Бодлера, «Улисс» Джойса, «Госпожа Бовари» Флобера, «Демон» Лермонтова и другие. Известно, что русская литература пострадала, главным образом, от политической цензуры, которая успешно действовала как во времена царской России, так и во времена Советского Союза.Истории запрещенных книг ясно показывают, что свобода слова существует пока только на бумаге, а не в умах, и человеку еще долго предстоит учиться уважать мнение и мысли других людей.

Алексей Евстратов , Дон Б. Соува , Маргарет Балд , Николай Дж Каролидес , Николай Дж. Каролидес

Культурология / История / Литературоведение / Образование и наука
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное