Русское масонство. Символы, принципы и ритуалы тайного общества в эпоху Екатерины II и Александра I

Германия с самого начала обнаружила большую ревность к распространению масонских лож и учений. Масонское движение существенно связывалось с религиозным вопросом, и эта почва была в Германии особенно удобна: церковные отношения, господствовавшие после Реформации, не удовлетворяли ни свободному религиозному чувству, ни духу исследования, возбужденному реформой; католичество с его слишком мирской притязательностью и сухой протестантский догматизм, переходивший в невыносимую школьную рутину, с другой стороны, вызывали реакцию в обоих направлениях. Поэтому, еще с конца XVII в., в умственной жизни Германии идут два параллельных явления: постоянно возрастающее влияние философии свободных мыслителей английских, французских и голландских (Декарт, Спиноза, Локк, Толанд), и рядом с этим – чрезвычайное усиление направления, долго господствовавшего в немецкой литературе и обществе с именем пиетизма. В известном смысле свободное мышление и пиетизм выросли здесь из одного источника, как реакция против тягостного гнета в вопросах нравственных и религиозных. Эта реакция давала двоякий исход для свободных личных стремлений и произвела два враждебных направления, которые впоследствии вступают в борьбу, наполняющую XVIII столетие, – борьбу свободного мышления с мистическим туманом и фанатизмом. Одно из этих направлений, естественно, было принято более смелыми и логическими умами другое – умами, менее сильными и больше способными к сантиментальному увлечению. В эту борьбу вошли потом и политические элементы, так что к концу XVIII в. это брожение идей представляло самую пеструю картину разнообразных столкновений. В начале столетия эти явления еще только обозначались; умы находились в тревожном искании и ожидании новых принципов – официальное протестантство так мало удовлетворяло людей, что многие уже в это время переходили обратно в католицизм; другие успокаивались на рационализме или скептической философии, третьи впадали в пиетизм. История немецкого пиетизма далеко не ограничивается пределами церковных отношений; пиетизм не был одной определенной школой и своими различными оттенками мог удовлетворять разным степеням свободно-религиозных стремлений или мистического настроения и своими лучшими сторонами много способствовал улучшению той церковной жизни, недостатки которой были первоначальным предметом его оппозиции. В различных явлениях пиетизма уже легко видеть зародыши тех понятий, которые мы находим потом в масонстве, и вообще он открывал дорогу и лучшим и худшим проявлениям масонства, его филантропии и его мистической экзальтации. Пиетист Франке еще в конце XVII столетия основывает знаменитый «Сиротский дом», до сих пор существующий в Галле. Главнейшее литературное произведение пиетизма, знаменитая «История церкви и ересей» (1698–1700) Готфрида Арнольда, есть громадный ученый труд, направленный против безжизненного догматизма и нетерпимости протестантской ортодоксии. Чтобы доказать, что его собственный пиетизм, преследуемый протестантскими формалистами, и составляет истинную сущность христианства, а господствующая иерархия – ее извращение, Арнольд старается доказать в своей книге, что истинное христианство уже издавна находилось только в преследуемых и подавляемых актах. Книга, конечно, была односторонняя, она преувеличивает ошибки противников, прикрашивает слабые стороны религиозного фантазерства и мистицизма ересей, но тем не менее она ответила на потребности времени и возбудила самый оживленный интерес. Понятно, что люди, затронутые книгой Арнольда, с ожесточением напали на нее, но преследуемые пиетисты приняли ее с восторгом, и этот восторг представляет уже серьезное свидетельство о настроении общества. Далее в пиетизме началось и то мистическое фантазерство, которое впоследствии овладевает масонскими ложами: пиетисты склонны были верить в тайные силы природы, в делание золота, в добывание жизненного эликсира и т. п. – они думали, что Бог обнаруживает и здесь силу своих чудес. Один из известнейших пиетистов конца XVII и начала XVIII в., Диппель, уже представляет собою пример этой связи фантазерства религиозного с алхимическим: в 1704 г. Диппель купил поместье, чтобы заняться там алхимией в широких размерах, и хотел расплатиться за покупку золотом, которое должна была дать ему алхимия. С конца XVII в. в среде пиетизма появляются и другие спутники крайней экзальтации: являются вдохновенные экстатики, духовидцы и т. п. Эти «возрожденные» думали, что их вера, широкая, как вера первых христиан, дает им право видеть и переживать такие же чудеса и сверхъестественные видения, какими ознаменованы первые века, – немудрено, что они их и видели. Наконец, последней степенью пиетизма бывал и переход в совершенно противную сторону, в смелые попытки свободного мышления; очень любопытный психологический пример этой борьбы мысли представляет история замечательного эксцентрика и писателя этих времен – Эдельмана.