Этим же объясняется та чрезвычайная секретность, которая сопровождала арест Новикова и отсылку его в Шлиссельбург. В Авдотьино за Новиковыми был отправлен целый отряд гусар во главе с майором кн. Жеваховым. В Шлиссельбург преступника повезли с необычайными предосторожностями окольным путем, на Ярославль и Тихвин. Указ шлиссельбургскому коменданту от 18 мая повелевал принять арестанта, которого привезут от Прозоровского, — имя Новикова не было упомянуто. Политически вопрос о сношениях с цесаревичем был действительным нервом всего следствия по новиковскому делу. Но кроме этого и на следствии, и в указе о заключении Новикова в крепость выдвинут был вопрос о «любоначалии и корыстолюбии», «плутовстве и обольщении». Этот пункт о денежной недобросовестности Новикова, почерпнутый из письма бар. Шрёдера, был показным эффектом следствия. Играя на этой струне, Екатерина, несомненно, надеялась разъединить Новикова и прочих членов Компании. Именно поэтому и вся тяжесть наказания пала на одного Новикова (чего не мог понять Прозоровский). Для остальных Екатерина считала достаточной предупредительной мерой страх[293]
.Кн. Трубецкой и Тургенев должны были лишь выехать в свои имения; Лопухин освобожден был и от этого. Кн. Репнин получил почетную ссылку — должность рижского генерал-губернатора.
Со смертью Екатерины изломанное императрицей русское масонство возродилось — если не сразу как прежняя организация, то, во всяком случае, как возвращение к политической жизни личных сил прежней оппозиции. Кн. Н. В. Репнин немедленно сделан был фельдмаршалом и поставлен во главе военных сил государства; кн. А. Б. Куракин получил место генерал-прокурора; кн. Г. П. Гагарин сыграл важную роль в централизации финансового ведомства; вместе с тем Н. И. Новиков выпущен был из Шлиссельбурга, И. П. Тургенев поставлен во главе Московского университета, И. В. Лопухин приближен ко двору. При условиях нового царствования масонство достигло власти в искаженном виде. Сквозь личные качества нового государя, сквозь гатчинские военные, аракчеевские навыки преломились, отражаясь в действительной жизни, теоретические идеи масонов о государстве и власти.
Несомненно, однако, что во всем «Павловском государстве» (которое, конечно, продолжало жить и при Александре под налетом первоначального либерализма) определенно сказались намеченные в русском масонстве XVIII века принципы духовно-политической жизни.
Идейные корни таких явлений в жизни этого государства, как зачатки крестьянской реформы (указ о трехдневной барщине), военно-чиновничий социализм (военные поселения), власть Святого Царя (Мальтийский орден) или Священный Союз, — кроются именно в тех кругах русского общества XVIII века, которые в свое время объединялись масонством.
Заключение
Политическая роль русского масонства не кончилась XVIII веком. Масонские организации пышно расцвели в александровское время. Но значение отдельных направлений масонства изменилось. Рационалистические либеральные организации, скудно и слабо представленные в XVIII веке (преимущественно первым Елагиным союзом), получили в первой четверти XIX решительное преобладание, особенно с 1815 года, когда возник союз Великой ложи Астреи. В ложах этого союза участвовали многие будущие декабристы.
Шведские и розенкрейцерские ложи, поскольку они продолжали жить в политическом смысле составили под руководством Поздеева и Бебера масонских «правых» александровской эпохи. Но этих эпигонов новиковского кружка нельзя назвать прямыми его продолжателями: то, что было прежде консервативной оппозицией, выродилось теперь в консервативную реакцию.
Сам патриарх екатерининского розенкрейцерства Новиков уединился вместе с Гамалеей в своем Авдотьине, чуждый всякой политической жизни, но продолжая упорно свою внутреннюю работу самопознания.
Эта внутренняя работа над совершенствованием дикого камня русской души оказалась наиболее прочной частью всей масонской деятельности. Ею масонство, несомненно, способствовало созданию того типа, который надолго получил значение в русском дворянском обществе.
Заложенные масонством XVIII века (особенно розенкрейцерством) психические основы внутреннего мира продолжали жить в душе русского человека много спустя после смерти Екатерины и даже после смерти Новикова.
Розенкрейцерство первой четверти XIX века; Виельгорский, Ланской, Лабзин; Батенков[294]
с его изумительными созданием внутреннего мира в одиночном заключении; славянофильство; кн. В. Ф. Одоевский[295] с его увлечением Пордечем и Сен-Мартеном; Киреевский[296] с его духовной целостностью; Аполлон Григорьев с его «почвенностью» и теориями органической критики[297] — все это духовные дети Новикова.