И действительно, через минуту к нам на веранду вошёл Алёшенька, раскрасневшийся, прехорошенький, запыхавшийся от быстрой ходьбы.
– А я сейчас Лариску Сванову встретил, – с порога объявил он. – Я её знаю, мы с ней учились вместе до шестого класса, а потом она в Первую гимназию перешла.
– А где ты её встретил? – спросила Тамарочка.
– На улице. Я шёл, она меня догнала. Как будто случайно. Но я думаю, что совсем не случайно.
– И что она? – лениво поинтересовался Васенька.
– Спросила, что было вчера, когда они ушли. Сказала, что напрасно и я не ушёл с ними.
– А ты что ответил? – спросила Танечка Окунцова.
– Ну, я сказал, что творческая группа приехала. Она спросила: откуда? Я ответил: из Питера. Нас всех перезнакомили, и мы даже отсняли первые эпизоды. Она спросила: о чём? Я сказал: мне нельзя всё рассказывать, но это такое психологическое кино о проблемах молодёжи. С элементами триллера.
– Всё ей знать интересно! – досадливо бросила Гулечка. – Я-то в её дела не лезу…
– А ещё спросила: а как же то откровенное кино, порнуха, про которую говорил Савва Иванович?
– А ты?
– А я сказал: что это была просто шутка, кое-кто всё неправильно понял, и вообще Савва Иванович всех нас проверял, и не все эту проверку прошли. Тест на психологическую устойчивость. «А ты прошёл?» – спросила она. «Я прошёл!» – ответил я.
– Молодец! – восхитилась моя мартышечка. – Здорово ты её! Пусть теперь мучается! Правда, Савва Иванович?
– Правда, радость моя. Нам надо дело наше делать тихо, гладко, сноровисто, во тьме да в тишине. Ежели разузнают об нас, многие нам позавидуют! Людишки – завистливое,
20
– А я тут придумал! – звонко сказал Васенька Кладезев. – Давайте мы кино про изнасилование снимем! Многие такое кино любят! Мне и самому оно нравится. Только – чур! – я буду первым насильником! Ну, там между делом! – отчего-то вдруг стушевался он. – Когда свободное время будет. Если это не противоречит никаким планам…
Все посмотрели на меня.
– Ну… планам не противоречит, – с расстановкой ответствовал я, – в планах оно у нас даже стоит. Пожалуй, можем завтра и попробовать.
– А сегодня?
– Сегодня у нас день тяжёлый: будем продолжать учиться нашему ремеслу. Сегодня у нас в планах Гулечка, её мы пока обошли, сегодня у нас в планах девственница… И остальные наши, вышеперечисленные юницы.
– И меня тоже обошли, – встряла Танечка Окунцова.
– И тебя обошли, – вздохнул я. – Сегодня сниматься будем долго, надо бы днём пообедать, отдохнуть самую малость.
– А есть продукты какие-нибудь, Савва Иванович? – вызвалась Гулькей. – Я могу сварить что-то, я умею.
– Конечно, есть, милая. В погребе, да здесь, на веранде в холодильнике, – откликнулся я. – И сегодня у нас в планах вчерашнее кино.
– Кино? – заголосили все. – Уже есть? Мы его посмотрим?
– Посмотрим, – согласился я.
– Сейчас?
– А почему не сейчас! В зале всё готовое стоит.
Мы отправились на просмотр. На тайное наше
– А я девчатам… юницам, – поправился Вася, – говорю, чтоб они раздевались, ну, как вчера… а они непонятно, отчего тянут.
И стянул с себя последнее, что на нём оставалось, – черные плавки с рельефным серым драконом. Юницы тут же сызнова
– Нам раздеваться? – спросила Сашенька.
– Ну, а отчего же нет, ежели вам нравится, – сказал я. – Ну, а я за вами, за красивыми моими, буду во всём следовать. Буду к вам во всём приноравливаться.
– А я вот хотела спросить, – сказала моя обезьянка, – юношам можно к нам приставать вне съемочного процесса? Они ведь так только попусту тратят себя!.. А они не железные.
– Юношей у нас мало, – подумавши, ответствовал я. – Потому-то они должны жить в атмосфере общей любви. И потому вы, красивые мои, будьте уж снисходительны к некоторым их шалостям.
– Поняла? – сказал Васенька. – Общей любви!
И ухватил юницу за попу.
– А нам ведь тоже любовь нужна, – тихо сказала Гулечка.
– Мы работаем над этим, – так же тихо отвечал ей я.
Юницы, юноши… все уж они понемногу осваивали гуттаперчевые правила и тонконогие навыки моего кургузого языка.
21
Васенька разошёлся. Я ему в том не препятствовал. Он ощущал себя в центре внимания.
В зале на столе стоял включённый книжка-компьютер; только клавишу нажать, и пойдёт демонстрация. Юницы, понемногу освобождаясь от одежд, рассаживались на скамьи. Васенька надумал помогать им раздеваться. Заботливый такой! Заодно он щипал их и совал руки в такие места, куда совать их пока было преждевременно. Юницы ответно шлёпали Васеньку, отталкивали его руки, от мартышечки он даже схлопотал по физиономии. Впрочем, попыток своих не прекратил.
Наконец, все разоблачились. Васенька сел рядом с Тамарой, оглаживая её бедро. Чему та особенно и не препятствовала. Алёшенька устроился на полу, затылок его прижимался к коленкам сидящей сзади Олечки. Так он ухаживал за ней. Этакий любовный минимализм. Этакая чувственная инфузория.