Русское психо

Второй сэт называется «АЛХАНДУЛИЛЛА», это означает что-то вроде хвала всевышнему за то, что есть, за то, что имею. Порядок тот же: отщипываешь зерна, произнося алхандулилла, алхандулилла… дойдя до колечка-муллы восклицаешь «Аллах Акбар!» и опять алхандулилла, алхандулилла… 33 раза.

Третий сэт уже так и называют «АЛЛАХ АКБАР» и дойдя до колечка — муллы произносят «Аллах Акбар!». Все три сэта я трактую, как три добродетели: «терпение», «скромность» и «богобоязненность».

Вот такие нехитрые церемонии. Мусульманин ты или нет, такие вещи дисциплинируют, также как и молитвы. Молитва: пять раз в день молятся крепко верующие, три раза молятся нормальные мусульмане. С рассветом, на закате и в полдень вполне достаточно. К молитве приготавливаются тем, что совершают омовение. Уши, глаза, рот, но также и подмывают гениталии. В тюрьме мусульмане делают это из бутылки, на дальняке. Все эти традиции держат мусульман и чистыми, и не позволяют забыть о Боге. Обычно Аслан расстилал на шконке платок, вставал над ним, лицом к окну, бормотал по-арабски, затем опускался на колени и кланялся своему Господу, касаясь лбом шконки. Все движения у них тщательно регламентированы. Большую, думаю я, силу дает и сознание того, что в этот же момент те же слова и те же движения совершает более миллиарда единоверцев во всем мире. Сгибаются в поклоне легкие сухие спины.

Но вернемся к четкам. Еще можно при перебирании четок произносить «ЛА— ИЛЛА», а еще «ИЛЬ-АЛЛА». Помимо молитв, в которых он поминал Аллаха, Аслан много поминал Автомат АК, калибра 5,45. Это его любимое оружие. Автомат этот снился ему в каждом его сне. Он фанат 5,45 миллиметров.

Это все о четках. А то я уже стал об автоматах. Что касается Аслана, то оттенок кожи у него глубоко-розовый с уклоном в медь. Волосы — темно медные. Его судили вместе с Радуевым в Махачкале. Сейчас он уже отбывает наказание. В тюрьме он был мне хорошим товарищем. Наши койки стояли изголовьями друг к другу. Иногда мне снились его сны. Однажды мы оба увидели во сне красное мыло.

Улыбка

16 мая 2002 года я получил в кормушку газеты. Пухлые такие. Внутри «Независимой газеты» обнаружил еще и приложение к ней «Ex-Libris». Развернул и увидел СЕБЯ промеж ментов. Три четвертых первой полосы Ex-Libris(а) занимал материал о моей книге «Моя политическая биография», а сопровождала материал длинная цветная фотография: бытовая сценка: менты ведут куда-то зэка. Бородка и очки изобличают в зэке преступника категории белых воротничков. На устах моих цвела улыбка. Спокойная и отстраненная. Словно это не меня ведут по коридору пять ментов, забубенных как стрельцы.

Так я выглядел ровно год назад, в мае 2001 года. В тот день меня привезли в суд слишком рано. Скорее всего это было ухищрение, позволяющее избежать встречи с журналистами и сторонниками. Меня приземлили из автозэка на зеленую траву-мураву и, прикрепив наручниками к старому опытному менту, быстро протащили под кронами деревьев в узкую боковую дверь суда. Все это время рядом потело под мундирами милицейское мясо. Но они не могли заглушить запах природы, едкий и великолепный. Природа кисловато попахивала одновременно хвоей и лимоном, ей-богу, как писька молоденькой девчонки. Они протащили меня в двери как в игольное ушко и спустили в подслеповатое помещение, где дрожала зарешеченная и упрятанная глубоко в стену лампа. Помещение только что отремонтировали или реконструировали, и оно жгло ноздри сырым бетоном. Узника спецслужб, меня поместили в камеру одного, а то еще разглашу сокамерникам гостайну. В хате был жуткий срач: обрывки газет, скорлупа семечек, пустые пластмассовые бутылки, во множестве запятые-окурки, по-зэковски дотянутые до самого фильтра.

Меня доставили в Лефортовский межмуниципальный суд по поводу ходатайства моего адвоката сменить мне меру пресечения. Адвокат просил в своем ходатайстве заменить мне содержание под стражей подпиской о невыезде, либо залогом. Несколько депутатов Государственной Думы готовы были поручиться за меня. Я лично был стопроцентно, железобетонно уверен, что не для того они — ФСБ — меня так дорогостояще, так трудоемко и с такой помпой, чуть ли не ротой своих гуннов брали на Алтае, чтобы так легко по первому требованию выпустить из своих рук. Адвокат в свою очередь твердо знал, что Лефортовский межмуниципальный суд за время своего существования ни разу никогда не сменил меру пресечения арестанту из Лефортовской тюрьмы, то есть находящемуся под арестом в следственном изоляторе ФСБ. «Лефортовский межмуниципальный — карманный суд ФСБ и, конечно, меру пресечения не снимет, — сообщил мне Сергей Беляк, — но придут СМИ, мы надеемся, что придут, возможно, будет телевидение, и пока ты идешь по коридору, в зал их, конечно, не пустят, тебя увидит внешний мир в лице этих СМИ. Ты приготовь, Эдуард, какой-нибудь короткий лозунг, — посоветовал адвокат, — ты его выкрикни журналистам. На связные объяснения у тебя времени не будет. Рассчитывай на 15–20 секунд».