Русское сердце

— Мы знали, что караульные могли бы пострадать, — сказал Головнин. — В Европе в таких случаях ответственность несут караульные. Но мы не думали, что японские законы могут наказывать людей, ни в чем не повинных.

Мур снова решительно выступил вперёд.

— Неправда, мой дорогой буньиос!.. Капитан сознательно говорит неправду. Я сам объяснял ему, и штурману, и матросам, что в Японии имеется на сей счёт очень суровый закон…

Моряки удивились, что губернатор, казалось, не обратил внимания на эти слова мичмана.

— Разве в Европе существует закон, — спросил губернатор строго, — по которому пленные могут спасаться бегством?

— Такого закона не может быть, но мы не давали честного слова и считали свой шаг позволительным.

— Вас опять обманывают, мой буньиос! — воскликнул Мур огорчённо. — Капитан открыто смеётся над вами. В Европе бегство из плена карается не менее сурово, чем в вашей стране…

Немигающие глаза губернатора словно остекленели.

— Вы, очевидно, забываете, что все равны для меня, хотя вы лично и не успели бежать.

— Но я и не пытался бежать, мой буньиос! — вскрикнул Мур испуганно. — Я давал только притворное согласие, чтобы вам обо всем рассказать…

Чиновники засмеялись, а губернатор сказал негромко, обращаясь к Головнину:

— Когда Мур давал согласие бежать вместе с вами, вы верили ему?

— Да, безусловно, — твёрдо сказал капитан.

— А теперь… кого же он обманывает, вас или меня?

— Поступки мичмана Мура остаются на его совести. Когда мы собрались бежать, мы были уверены, что он уйдёт с нами. Но потом он струсил. А позже, я думаю, у него появились собственные планы: предать товарищей и возвратиться в Россию одному. Он, вероятно, рассчитывал, что сможет оклеветать нас и тем загладить свою вину…

Мур вздрогнул и отступил к стене; бледные губы его дрожали. Почему-то Головнин вспомнил в эту минуту, как когда-то мичман оказался у двери каюты, когда капитан сжигал секретный документ. И Головнин понял, что этот человек всегда был готов перейти на сторону сильного противника. Но теперь планы Мура разгаданы…

Снова посовещавшись со своими помощниками, губернатор спросил:

— Правда ли, капитан, что посланник Резанов сам затеял нападение на японское селение в бухте Анива в октябре 1806 года и позже на Итурупе? Он дал такое приказание лейтенанту Хвостову, и тот выполнил его, а позже Резанов от своего приказания отказался?

— О таком приказании Резанова никто из нас не слышал, — сказал капитан, взглянув на Мура.

— Недавно нам рассказали об этом курилы. Странно, что даже им это известно, а вы оставались в неведении…

— Мичман Мур называет себя немцем, а не курилом, — заметил капитан. — Я уверен, что он один мог сочинить подобную версию…

— Нет, это правда, — резко откликнулся Мур, — вы же знаете, что это правда! Вы обещали говорить только правду и снова обманываете достойного буньиоса! Вы даже утверждали, будто не были знакомы с Хвостовым. А в вашей записной книжке черным по белому записаны фамилии Хвостова и Давыдова и даже их адреса… Вы просто не хотите признаться во всем до конца! Разве вы не скрывали от экипажа секретные задания экспедиции? Я говорю этим благородным людям все с полной чистосердечностью: пусть они знают, что ваша экспедиция была разведочной, что Россия готовится завоевать Японию…

— Если задания экспедиции были секретны, откуда же они стали известны вам? — с усмешкой спросил Головнин.

Японцы переглянулись и засмеялись. Передав помощнику бумаги, буньиос встал; два телохранителя поддерживали его под руки.

— Итак, у меня последние вопросы, — проговорил он. — Вы бежали из плена с единственной целью, чтобы возвратиться в своё отечество?

— Так точно, — дружно отозвались пленные.

— А потом вы увидели, что бегство невозможно, и вам оставалось умереть в лесу или в море?

— И это правильно, — отозвался Хлебников.

Старик поморщился и неожиданно улыбнулся.

— Все это очень наивно! Разве вы не можете лишить себя жизни, не уходя из тюрьмы?

— Все же у нас была надежда, — сказал Головнин.

— Не надежда, а страх! — проговорил Мур. — Вы боялись наказания за действия своего дружка — Хвостова и за то, что являетесь русскими военными разведчиками… Тёске, я прошу перевести буньиосу мои слова.

Губернатор резко вскинул голову, недовольно поджал губы.

— Этот помешанный становится слишком назойливым. Позже постарайтесь успокоить его, Тёске… А пленным передайте, что их стремление возвратиться любой ценой на родину я не считаю преступным. Они не принесли Японии никакого вреда.

— Бог мой, что же это происходит? — в отчаянии прохрипел Мур. — Японцы мне не верят… Они не верят честным признаниям, идиоты!

— Мой долг передать эти оскорбительные слова буньиосу, — сказал Тёске.

Мур схватил его за руку и прижался к ней губами.

— О нет!.. Не нужно… Вы — мой спаситель…