Молодой человек находился в расстроенных чувствах, пытался объяснить, что различные формы сексуальных контактов естественны в сегодняшнем мире, и много чего еще в защиту многообразия говорил.
— Я все понимаю, — кивал головой Костаки. — Но из меня пища извергается! Если глаз видит, да желудок не приемлет, то, по моему разумению, это неправильно! Не общайтесь больше со мною! Вы пахнете «Шанелью №5»!..
Ударник извинился перед альтистом, представляя Роджера талантливым музыкантом, но с большими странностями в повседневной жизни.
— Подумаешь, по треугольнику колошматить! — вышел из себя молодой человек, дипломант конкурса Чайковского. — А от него самым настоящим потом разит! И не «Шанелью» от меня пахнет, а…
— Здесь вы не правы! — обиделся за своего приятеля Бен. — Мистеру Костаки предлагали играть у себя все ведущие оркестры Европы. И контракт у него не как у обычного для такого места музыканта, а минимум втрое больше!.. Про пот же вы правильно заметили, но мало ли какого у него здоровья железы внутренней секреции? Мы же не знаем!..
Роджер закончил одеваться к концерту. Бен хотел было ему сказать, что белые носки не слишком гармонируют с черными брюками и такого же цвета ботинками, но ударник решил не лезть куда его не просят, а потому приготовил барабанные палочки в двух комплектах, засунув их в специальные отделения на внутренней стороне пиджака.
— Готов! — сообщил. — Пойду покурю!
— Курите здесь, — предложил Костаки, но Бен отказался, зная, что сосед по гримерной не выносит запаха табачного дыма.
Роджер вытащил из портфеля пояс, на котором были укреплены несколько замшевых чехлов, которые, в свою очередь, имели по шесть отделений и содержали различные по толщине и высоте ударные палочки, надел его, сделал пару наклонов влево и вправо. Ничего талии не мешало… Последним, что он выудил из портфеля, была маленькая серебряная коробочка, в которой лежали какие-то пилюли и крошечные сосательные конфетки. Пилюли он не тронул, но взял леденец и засунул его за щеку. Положил коробочку на место. Можно идти…
Он вышел из гримерной и направился к сцене, по дороге вспоминая, как купил серебряную коробочку в антикварном магазине. Его прельстили инициалы на крышке — R.K. — и цена в одну тысячу фунтов. Вначале ему показалось — сто, но смуглокожий продавец расправил ценник, виновато пожимая плечами.
— Одна тысяча семьсот двадцать пятый год!
— Что? — не понял Роджер.
— Видите, клеймо стоит? — и поднес лупу к обратной стороне крышки.
Костаки разглядел какой-то знак и тотчас увидел его в каталоге, величиною с шиллинг. Против клейма стоял год соответствия.
— Покупаю, — согласился Роджер и протянул кредитную карту.
Продавец готовил слип и продолжал нахваливать уже проданную коробку.
— Замечательная вещица! Сам бы себе приобрел, но вот инициалы не мои! Кстати, — обернулся антиквар, — вам они подходят?
Роджер кивнул.
— Роберт? Рональд? Родрррригес? — сымитировал испанскую «эр» довольный хозяин.
— Вы индус? — внезапно поинтересовался Роджер.
— Да, — удивился вопросу продавец.
— Вероятно, вы уже в третьем поколении живете в Лондоне?
— В четвертом, — с гордостью сообщил антиквар, заворачивая коробочку в тонкую бумагу.
— Бывали на родине?
— У меня там прабабушка! Ей сто девять лет!
Роджер сунул коробочку в карман.
— Странно, в вашем магазине нет ни одной вещи из Индии.
— Плохие продажи.
— Колониальный индус торгует на моей родине вещами моих же предков! Удивительно!
— Что такое? — вдруг почернел лицом продавец. — Расизм?!
— Да что вы, — махнул рукой Роджер. — Я просто представил себя где-нибудь в Кашмире, торгующим индийским антиквариатом. А в это время у меня в каком-нибудь Йоркшире бабушка бы жила ста девяти лет!.. Дикость какая-то…
— Я могу сделать возврат, — зло предложил индус.
— Я купил эту вещь, она мне нравится!
Костаки потрогал карман с покупкой и на прощание сказал:
— Индусы — самая загадочная нация. Ваша религия поистине величайшая из великих!.. Индуистом можно быть только по рождению, принять же индуизм в зрелом возрасте невозможно!.. Эти погребальные костры, развеивание пепла над великим Гангом… А ниже по ручью мылят свои тела женщины в цветастых сари, омываемые пеплом своих предков. Какая преемственность! Какая глубина!..
— Убирайтесь! — прошипел индус.
— Вы меня не поняли! — воскликнул Роджер. — Извините, если в моих интонациях проскользнуло что-то обидное для вас! — Он протянул продавцу руку. — Роджер Костаки!
Продавец все еще подозрительно смотрел на странного типа в залоснившихся штанах, потратившего запросто тысячу фунтов и очень двойственно разглагольствующего об его родине.
— Я был много раз в Индии! Я люблю вашу страну! Ну же! — странный тип почти ткнул в продавца протянутой ладонью.
Индус с видимой неохотой пожал Роджеру руку, найдя ладонь влажной и неприятной.
— Мушараф.
Роджер улыбнулся, достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул новому знакомому.
— Я играю в Лондонском королевском симфоническом оркестре. Это билеты. Приходите завтра! — и вышел вон.