Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века

Уже в самые ранние годы религиозной деятельности Капитона Корнилий насчитывает у него в скиту около тридцати его учеников[113]. В Данилове он начал набирать себе последователей не только среди мужчин, но и среди женщин, и этим еще больше приумножил число своих прозелитов. Его странствования и гонения привели к распространению его идей и росту числа учеников, обращенных в его аскетическую веру. Все они, по словам позднейших биографов, были “славные постницы и славные железоносцы”, т. е. — носители вериг[114]. Таковыми были “перепоясанный железным поясом дивный Леонид”, строго державший пост Симеон, “всепречудный Яков”, “всепрекрасный Прохор” и наконец ученик Прохора и сподвижник самого Капитона — “великий и премудрый Вавила”[115]. Вавила, наиболее заслуживающий внимания среди всех отцов “чудного и дивного воздержания”, был не русский, а иностранец, и происхождение его до сих пор остается загадочным. По словам Денисова, писавшего о Капитоне и Вавиле со слов их учеников, лет через 40—50 после их смерти, этот Вавила “был рода иноземческа, веры люторской”. Это не значит, что он обязательно был лютеранином, так как русские XVII века часто называли всех протестантов “люторами”. Он отличался большей эрудицией, чем другие “отцы” того времени, “все художественные науки прошед” — изучил грамматику, риторику, логику, богословие и другие науки в “славней парижстей академии”, т. е. в парижской Сорбонне, и хорошо знал греческий, латинский и немецкий языки. Опять‑таки, по данным Денисова, Вавила приехал в Россию при царе Михаиле Федоровиче и тоже уже"осеян был всепреславными благочестия лучами” и из “бездревнего люторского вреднословия изшед”, принял православие. Ставши православным, он решил “от мирского мятежа и многосуетности отлучиться” и стал строгим монахом: “железы свои силы изволительно смирил, вериги тяжелые на себя положив, железами же чресла свои опоясав”[116].

Так как появление Вавилы в рядах капитоновской братии относится еще к царствованию Михаила Федоровича, то есть к самому началу деятельности Капитона, то у историков, как, например, у занимавшегося этим вопросом сто лет тому назад А. Щапова, невольно напрашивается вопрос: не был ли Вавила ответствен за те имеющие протестантский привкус особенности “учения Капитонова”, которые, видимо, развились в практике старца в более поздний период его деятельности и за каковые уже в 1639 году церковь хотела посадить его “на исправление”[117]. К сожалению, кроме короткого рассказа о Вавиле, который известен из “Винограда Российского”, и отрывка протокола его допроса, история не сохранила о нем никаких известий. Сам же С. Денисов, частично придерживавшийся как раз “капитоновского направления раскола”, конечно, не захотел дать каких‑либо указаний о возможном влиянии этого бывшего “парижстей академии” студента на беспоповское старообрядчество, которое Денисов почитал за истинную древнерусскую веру.

Отклонения Капитона от практики православных монастырей совершенно определенно отмечает уже указ 1639 года, предписывавший закрытие скитов в Колесникове и Морозове. “Велено, — сказано в указе, — чтобы старцы (т. е. ученики и монахи капитоновского скита. — С. З.) — жили про правилам святых отец, а Капитоново учение и уставство оставили”. Эту разницу в уставах, а наверное, и в общей доктрине веры, уже чувствовали и сами последователи Капитона, которые заявляли, что “им Капитонова уставства не оставливать”, и затем ушли в леса вслед за их исчезнувшим вождем[118]. В свою очередь, правительственное распоряжение 1651 года, которое предписывало келии вновь возродившейся на реке Шоче колонии Капитона снести, старцев арестовать и их “с монастыря не спускать… беречь крепко”[119], — отражает тревогу правительства перед ростом новой ереси и косвенно подтверждает дальнейшее отклонение “лесных старцев” от учения церкви. Приблизительно через год о распространении Капитоновской ереси говорит митрополит Ростовский Иона, в епархии которого миссионерствовал Капитон, когда он в 1652 году опубликовывает грамоту — воззвание ко всей своей пастве, — предостерегая ее от вредной еретической пропаганды[120]. Тогда же эти Капитоновы ученики привлекли внимание и самого патриарха Иосифа, который пишет в своей грамоте: “Восстали лицемеры, имущие образ благочестия, силы же его отвергшися”, — т. е. отошедшие от подлинного духа православного учения[121].