Русское варенье (сборник)

Тимоша. Хлебушка не хотите? Хлебушка? Всем женщинам хлебушка, всем мужчинам хлебушка, всем деточкам хлебушка… Кушайте, пожалуйста.

Рогов(кричит). Тимофей!

Тимоша. Покушайте хлебушка… Покушайте нашего хлебушка…

Рогов. Тимоша! Ты что? Ты что?

Тимоша. Хлебушка покушайте… (Поднимает камень над головой, обращаясь к небу.) Всем хлебушка…

Рогов. Вы что, все с ума посходили? Нету же ничего! Нет никаких венцов! И хлеба нет! Ничего нету! Куда вы все смотрите?

Все стоят, задрав головы к небу. Затемнение.

Эпилог

На том же самом месте много лет спустя. У могильного холма, почти исчезнувшего, понуро сидит Голованов. Он в потертом спортивном костюме. В вязаной спортивной шапке, натянутой на уши (или в бейсбольной кепке). Появляется персонаж, точно так же одетый – потрепанный спортивный костюм, та же неопределенного цвета вязаная шапка (или бейсбольная кепка) натянута на голову. В руках два больших пакета. Озирается.

Голованов. Эй, мужик, давай сюда. Приземляйся.

Люба(ходит с опаской поодаль). Какой я тебе мужик?

Голованов. Ой, извините. Теперь точно вижу – дама. Сейчас не разберешь, все в одном ходят… Да вы присаживайтесь, не бойтесь. Здесь мое место.

Люба. Как это ваше? Что, могила эта, или вообще?

Голованов. Вообще. Я коренной здешний… житель. Прадед, дед и так далее… Все здешние. Голованов я. Нас здесь все знают. А вы, извиняюсь, откуда?

Люба. Ну вообще-то из Стерлитамака. То есть родилась там, в области. А так – из Воронежа.

Голованов. Понятно. А здесь – чего?

Люба. Так. Путешествую… Слышала, здесь места знаменитые. Святые и тому подобное… И праздник какой-то…

Голованов. Какой-то! Какой еще праздник! А, простите, как вас…

Люба. Любовь Михайловна. Люба.

Голованов. А меня Николай… Так праздник-то у нас исключительный. А вы правда ничего не знаете?

Люба. Ну, знаю, что праздник…

Голованов. Сейчас расскажу… Извините, деликатный вопрос… Эт-та… а у вас с собой нету?

Люба(роется в пакете). Немного есть. Случайно… Со вчера… (Вынимает бутылку, разглядывает.) Правда, немного…

Голованов(берет из ее рук бутылку). Да мне глоточек только. А то как-то потряхивает, лихорадит, что ли… (Прикладывается к бутылке, пьет.) Тут вот осталось еще… Есть еще…

Люба. Да не. По мне хоть бы совсем его не было, вина этого… С утра-то…

Голованов. Значит, так… Раньше тут была деревня, небольшая такая деревенька, Брюхо называлась. Теперь город Роговск, в честь героя Арсения Рогова. Не помню только, какой войны, той или этой… А раньше, стало быть, деревня Брюхо была.

Люба. Надо же, какое наименование… Брюхо… Прямо смех.

Голованов. Ничего смешного. Брюхо и брюхо. Места были глухие. Как-то зимой, это лет триста, что ли, тому назад, напали на купца разбойники. Вот здесь. (Тычет в землю.)

Люба. Прямо вот на этом самом месте?

Голованов. Ну да. И явилась тут Божья Матерь, разбойников спалила к едрене фене, а купец за спасение свое церковь поставил. Икона святая тоже здесь представлена, в новом храме. По телевизору по каналу культуры показывали. Смекаешь?

Люба(благоговейно слушает). Ну, дальше.

Голованов. А ты правда не хочешь? (Она мотает головой, Голованов прикладывается к бутыли.) Вот. А здесь места – святые. Самые святые по всей России места. Здесь всегда этих святых как… грязи. А у нас, в этой деревне, я имею в виду, вообще одни святые были. Но всякие, одни священного чина, другие попроще, чудотворцы, юродивые, блаженные, их тьма разных. Даже я всех не знаю. Между прочим, говорят, что Николай Чудотворец тоже из наших мест. У нас Николаев много. У меня вот все – прадед, дед, он учителем здесь был, отец и так далее – одни Николаи… Ну вот. Тут перед революцией просто гнездо у них было, у святых. Но некоторых, когда церкви позакрывали, некоторых, того, постреляли, а кого сослали…

Люба(обрадовалась). Ну как же, мои бабки тоже из ссыльных, в Стерлитамак кто ж сам-то переселится…