Русское варенье (сборник)

Андрей Иванович. О чем ты говоришь, Наток? В этом году пятьдесят лет, как мы с Анной Павловной знакомы… Мы познакомились в год, когда она закончила хореографическое училище и получила первую партию…

Мария Яковлевна. Жизели?

Мощный кошачий вопль с улицы.

Константин. Я ее, заразу, убью.

По лестнице спускается Лиза – одежда ее пародирует балетную пачку. Она берет Андрея Ивановича под руку.

Лиза. Дюдя, а можно я буду твоим шафером?

Андрей Иванович. На похоронах?

Лиза. На свадьбе!

Они выходят. Хлопает дверь, электричество отключается.

Мария Яковлевна(вслед). Лизик! Осторожно на шоссе! Дорога мокрая! (Садится.) Бедный Николай! Какое счастье, что до этого не дожил! Эта жизнь, шаляй-валяй! Никакой дисциплины, никакого порядка! Он бы этого просто не пережил!

Наталья Ивановна. Да! Он и того-то не пережил!

Интермедия

Вставка в темноте, означающая протекание времени. Вспыхивают свечи, фонарики, движутся по сцене фигуры в разных направлениях, среди них медсестра в белом халате, Семен и некто в кепке. Мелькает даже Микки-Маус. Музыка, построенная из партии ударных, фортепианной игры Андрея Ивановича, стрекота пишущей машинки, трелей телефонных звонков, мяуканья кошки. На этом фоне звучат реплики.

– Осторожно! Уборная не работает!

– Где эти битые яйца?

– Это медсестра пришла делать Константину укол.

– Надо вызвать мастера по ремонту пишущих машинок! Это катастрофа! Я не могу работать!

– Он не работает!

– Она не работает!

– Я работаю как ломовая лошадь!

– Не надо идеализировать прошлое!

– Не надо идеализировать будущее!

– Вы серо живете, вы много говорите ненужного!

– Дача разваливается! Ну неужели никто ничего не сделает?

– Надо позвать человека! Где Семен?

– Пускай Ростислав в конце концов займется домом!

– Надо перестать восхищаться собой! Надо работать! Надо тяжело работать!

– Лучше помолчим!

– Идеалы добра и общественного самосознания!

– Пятьсот долларов в неделю на хозяйство…

– Ермолай купил имение, прекрасней которого ничего нет на свете.

– Антон Павлович много насочинял: кое-что преувеличил, кое-что изменил…

– Лиза! Воздержись!

– Какой у вас голос… возбуждающий…

– Я не работал ни разу в жизни. Лакей стаскивал сапоги. Я буду работать.

– Пускай работает рабочий! И не рабочий, если хочет! А я работать не хочу!

– Не надо идеализировать прошлое!

– Теперешняя жизнь будет со временем казаться странной, неумной и грешной…

– Поставьте самовар! Кто-нибудь, поставьте самовар!

– Прививки от бешенства! Сорок прививок от бешенства! Всем прививки от бешенства!

– Прививки от тихого помешательства!

– Если бы жить начать снова!

– В нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди – это военные!

– Пекин. Здесь свирепствует атипичная пневмония. Простите, оспа.

– Каких-нибудь двести-триста лет…

– Не надо идеализировать будущее!

– Живем в таком климате, того и гляди снег пойдет…

– У Гоголя сказано: скучно жить на этом свете, господа!

– Пасха! Пасха! Святая Пасха!

– Где Семен? Канализацию прорвало! Семен! Где Семен?

– Пасха!

– А Римского Папу не впускать! Не впускать!

Действие второе

Интермедия продолжается в темноте, все те же реплики. Возглас «Пасха!». Колокольный звон. Загорается свет. Утро. Кое-где шторы отодвинуты, проникает свет. Накрыт стол. Куличи, пасха, крашеные яйца. Жареный поросенок. За столом никого. Вокруг стола несколько стульев, остальные стулья перевернуты. Слышен стук пишущей машинки. Распахивается дверь. В ярко освещенном дверном проеме – молодая красивая пара, Ростислав и его жена Алла, она же писательница Евдокия Калугина. В их одежде много белого, по контрасту с окружающим оба словно светятся на блеклом фоне гостиной.

Ростислав. Смотри-ка! Стол накрыт, и никого нет!

Алла. Да, пир горой…

Ростислав. Стол ломится.

Алла. А стулья, видишь, уже все сломились.

Ростислав. Да… разруха!