Русское видео

— Ладно, Яша, прости. Понимаю твои чувства. Сразу скажу, кое-что сильно облегчило мне дело. Нынче у них не так, как раньше. Тогда к иностранцу был особенный интерес: как жизнь, кино, моды, опять же сувениры: ручки, открытки, марки… Марки и сейчас в цене. И доллары. Остальное — чушь. Все ринулись делать бизнес, друг друга давят, суетятся.

— Ну, ближе к делу.

— Извини. Устал я от этой поездки. Возраст все же. И акцент этот проклятый — язык сломаешь, над каждым словом думать приходится… Хороший акцент — полдела. Тамошние деловые только и рыщут, как бы какого «буржуя» не пропустить. Вот бы где по афере пройтись! Словом, нашел я Аджигитова этого в Москве не с налету, но довольно быстро. Оставил ему «болванки» контрактов для изучения. Ну, и без этого Вова был готов в первые пять минут. Под ноги стелился, лишь бы я не ушел. Но я твердо заявил, что дело состоится только после знакомства с «провинциалами». Мол, друг-эмигрант, выходец из этого города, хорошо отзывался, хочу подстегнуть там деловую активность. Да им-то какое дело? Попробовал бы Аджигитов покрутить, наказал бы я его, только и делов. Я разок насупился и намекнул, что могу поискать другого партнера, так его чуть кондрашка не хватил. Вызвонил он мне некоего Бориску, этот уже из Илюшкиной банды. Познакомились, поехали к ним. Аджигитов провожал чуть не со слезами на глазах. А к Илюшке явились — те и вовсе млеют. В столице все-таки попривычней к иностранцам. Один раз я в Москве какую-то ерунду сморозил, думал, Аджигитов паспорт спросит. Нет, обошлось. Имя я сохранил, чтобы не путаться, а фамилийку сменил — позаимствовал у соседа.

— По нарам? Что-то я такой не припомню в нашем бараке.

— Шутник ты, Яша. По улице, справа сосед у меня — Левин. Коротко и ясно. На эту фамилию Бориска мне и билет на самолет брал. Самолет самолетом, а я после дела — на поезд, и потихоньку в Брест. Не торопясь — оно надежнее. Обошелся без услуг Аэрофлота и отлично себя чувствую. А уж из Варшавы полетел «боингом».

— Говори, как до твари этой добрался?

— Дело техники. Какая тебе разница. Мы ведь старые волки, Яша. А этот не волчонок даже, не щенок — шакал. И как у него рука на твоего племяша поднялась? Жаден, гаденыш, но труслив — до изумления. Когда я в кабинет его в этом заведении посекретничать пригласил — что-то заподозрил. Но слово «штатник» всю осторожность вышибает. Трясся, чтобы кто из его команды меня не подманил. Вот тут я ему ножик и вставил. Одно паршиво — не мог я ему ни о тебе напомнить, ни о Грише, тут врать не стану. Спешить приходилось. Не у себя ведь. Ножик салфеткой вытер, да сквозь лопасти вентилятора на улицу и перебросил. Как раз рядом с машиной в кустики угодил. С координацией у меня порядок, на слабость тоже пока не жалуюсь.

— Ты о чем это?

— Не заводись, Яша. Нам с тобой хитрить друг перед другом незачем! С лагеря рядом шли и до Иерусалима добрались, чего уж теперь. Живешь ты хорошо, спору нет, да я тебе не завидую.

— А я, признаться, на тебя рассчитывал.

— Нет, мне твое дело без надобности. На лепешку я себе заработаю. Пару дел в году — глядишь, на икру с шампанским хватит.

— Не бережешь себя, Артур.

— Что, печень перегружаю? Так я в лагере на всю жизнь напостился. Не хочу, Яша, ни в чем себе отказывать. Иначе зачем жить? В гроб с собой ничего не потащишь. Хотя, признаться, и меня уже на никейвочек[1] не тянет. Так разве, теоретически. А хороша жена у Илюшки. Чувствуется порода! Однако пришлось Леночку под удар подставить. Полагаю, на нее следствие и клюнет. Да и как-то не по-джентльменски вышло: подарок из сумочки у дамы спер. Это уже после того, как вторым таким же супруга ее проткнул. Презент теперь в урне в аэропорту покоится.

— А не перемудрил? Нож дорогой, приметный.

— Оттого и верняк. Давно ты в Совдепии не был. Там сейчас не то что мусорщик — профессор нож подымет, так не в милицию понесет, а в скупку.

— То есть опять же в милицию.

— А мне, Яша, много времени и не нужно. Я ведь уже через два часа после того, как сделал Илюшу, в поезде катил. Не их обороты. Да ведь и не думаешь же ты, что они всю союзную милицию подняли бы из-за какого-то эмигранта несчастного?

— Да кому он нужен. Все мы там — обмылки.

— Не скажи, Яша. Ты его маленьким, сопливым знал. А в Союзе Илюша — рукой не достанешь. Хозяин! Как он кинулся разбираться, когда я соли в салат сыпанул! Но все равно, позвал я его — пошел, как пришитый. Хе! То самое слово. Ну, а в зале потом, когда я запищал в сторону «Официант! Официант!» — никто и не усомнился. На то он и дар.

— Да, актер в тебе погиб. Не жалеешь?

— Не поверишь, Яша, жалею. Да только хуже не умею я обходиться без денег. Отвык. Слаб.

— А скажи-ка мне что-нибудь его голосом. Хочу послушать в последний раз, чтобы забыть мразь эту вовсе.

Артур остро взглянул в тлеющий ненавистью глаз Нельсона и с видимой неохотой, не разжимая губ, исполнил просьбу:

— О прощении не прошу. Прощай навсегда, Яков Моисеевич!