Русское видео

— Ну да, им веры больше. Кто я? Предатель, убийца… А что я мог? Олег Пугень был страшный человек. А я ненавидел эту зависимость от убийц, не мог так жить дальше. По-другому мне с ними было не развязаться! Я видел, что уложил Пугеня, не промахнуться же с пяти метров. Рухнул как подкошенный: удивиться не успел. Старшина Рассоха уже спал, как обычно, на вахте. Скоробогатько пропустил меня с Пугенем за зону и помелся ставить трубу изнутри. Если бы не нужда, разве бы я позволил трубы на ночь бросить у вахты? Тоже, проблема — прохудился водопровод в ШИЗО! Ну, Пугень привычно направился к моей машине: я ему дал наводку на «новое дело». Мол, брат там, ждет, как обычно… Я отстрелялся и сразу трубу с улицы к вахте поставил, внутри все уже было готово. Скоробогатько еще ныл, жалел Пугеня кончать: «Как это — резать курицу, несущую золотые яйца… у меня хозяйство, только трактор списанный собрался покупать: уже на лапу дал…». Выдоил с меня за последнюю ходку Пугеня, как обычно, две тысячи. Такой на расчет покрепче иного блатного. Положительный, кулачина!

— Ваш подчиненный, Степан Петрович, из начинающих.

Букова поеживалась под внимательным взглядом холодноватых Майоровых глаз. Показания она давала сумбурно, как бы с облегчением выворачивая себя. На бумагу они ложились столь же хаотически, потоком. Редактура — не в правилах следственных органов.

— Думаете, нравилась мне эта жизнь? Цацки, пущенной по рукам? Ого-го! Такие руки есть — страхом изойдешь, а то и кровью, пока вырвешься. Если Шаха прикончили, что тогда обо мне говорить! Гад он был редкий, но не думала, что так повернется. Коленом под зад — и кончился авторитет. А все из-за того, что я проболталась Лешику, каким образом его шеф с девочками дело имеет. Тот, конечно, к своим побежал советоваться. Законник! Ну, кто уже там решил Шаха кончать — не знаю, а только сам бы Лешик сроду не рискнул. Все, думаю, я свободна, — это когда Шаха мертвым увидала. А что в этой свободе? Шурику не до меня, опять по рукам или прямо на панель? Не в малярку же к мамочке. Про общак я знала. Взять его — и ни воровать, ни работать не надо. Тогда же и револьвер возле Лешика подняла, когда все выходили. Как-то спокойнее… Как Лешик исхитрился его убить — не знаю, только больше некому. Уверена, он. Выждал бы немного, пока все уляжется — и взял бы казну. Но и медлить нельзя было — еще наткнется кто-нибудь! Ну, за маму я была спокойна, а вот ее работнички… Тут еще и обмен денег — все, тянуть дальше некуда. Сбежала я от вас на базаре, и в «Свет». Белую «девятку» Лешика сразу заметила, хоть и оставил он ее довольно далеко. «Таврию» дяди Вадика я еще дальше — за угол — приспособила. Через забор гляжу — замка нет навесного. Значит, там! Так обидно стало — лучше б уж все государству досталось, чем этому убийце. Поехала за ним, приглядеть, куда он. Думала, он уже с деньгами. Оказалось другое. Лешик не оглядывался — гнал так, что боялась, моя малютка развалится. Приехали в это село, других легковых нет, пришлось мимо проскочить. Хорошо, боковые стекла тонированные, да и «Таврию» эту никто не знает…

Строкач подбодрил:

— Все верно, Татьяна Дмитриевна. Сходится.

— Успела увидать, как они с Нонной в дом входили. Долго ждала, минут тридцать, у забора. Вышел Лешик один, и без портфеля. Решила — здесь, у нее оставил. И прекрасно — Нонну проще убедить поделиться. Я же не красть в конце концов шла! Все равно деньги эти — ничьи. А Лешик, оказывается, портфель и не заносил, мне из машины за штакетником видно не было. Он отъехал, я — в дом.

— С револьвером.