Русское видео

«Все, Таня, конец. Не мучься, и меня не мучь… Пугеню какой-то родственник яды достает в таком месте… Шах поручал ему допрашивать ребят, которые молчали… до укола. Как я, наверное, пока не отдала ключ ему от сейфа. Там страшные деньжищи. Касса воровская. Валюты больше, чем рублей… Я думала, для сопляков это — сыворотка правды. Что бы ни спрашивали — тверди свое, про себя считай: «раз, два, три…». Может, и чушь будешь нести, но своего не выдашь. Как бы не так. Ключ отдала, будто не гад передо мной, а друг ласковый. Шаха убил он, это точно. Как попал в квартиру — не знаю… Молчать нечего, скажи милиции, блатным, всем, — пусть и он почувствует, как смерть его догоняет. Пусть вспомнит… Тогда и года не прошло, как Шах освободился, но он уже начал жрать тех, кто хотел продолжать наперстки крутить не под его крышей. Мы только-только с ним познакомились, мне всего хотелось. Утром звонок в дверь, говорят — сантехники из ЖЭКа, замена труб горячей воды. Шах сказал только, что оденется. Накинул халат, по пистолету в карманы, газовый и обычный — можно двери открывать. Ворвались, как водится, в черных чулках на рожах. Шах потом говорил: если бы было их больше трех — стрелять правому карману. А так хватило и газового. Пугень — колени подогнулись, в квартиру свалился, а его напарник назад по лестнице укатился. Соседи уже на работе, выстрел негромкий. Я еще и не проснулась толком, как налетчик лежал лицом вниз. Надеть наручники, стащить маску, перевернуть на спину… Так я с Пугенем познакомилась. Ох, и бил его Шах! Тот, надо сказать, быстро очнулся. Тогда Шах сам опустился на колени, загнул его голову назад и — членом по лицу. Окрестил… Тот только выл и хрипел. Но сказал, кто был второй, который и навел. Мальчишка-наперсточник. На следующий день ему кто-то плеснул кислотой в лицо. Никого не нашли. А Пугень стал работать на Шаха. Не забыл, как я, дура, посмеялась тогда. Если бы блатные узнали, чем ему морду мазали, могли бы и опустить…».

— Остальное не существенно. Да многого Золочевская и не договорила: началась агония, — майор забрал у Пугеня листки.

— Ничего не докажете. Мне братва поверит скорее, чем ссучившейся подстилке.

— Я ничего доказывать не собираюсь. Тем более вашим камерным волкам. Те всегда готовы порвать в клочья вчерашнего «авторитета». Но вот Букову я могу не то чтобы арестовать — задержать до трех суток. Делу не помешает. Ее, конечно, поместят в женскую камеру, а вас — туда, где женщин в буквальном смысле слова нет. Не считать же таковыми несчастных изгоев с женскими кличками…

— Ясно. Сколько мне жить осталось, и то в тюрьме, так можно бы под конец в грязь и не топтать. А эту суку, жаль, не успел я удавить в малярке. Ну, да поздно теперь жалеть. Честная нашлась! Где она была, честность эта, когда она под Шкопа подстилалась? Ну, снимков мы там наделали — пачку. Настоящее любительское порно. Очень выразительные попадались. Супружница, тетушка моя драгоценная, живьем бы его сожрала, доведись ей с ними познакомиться. Не знаю, как отнеслись бы комитетчики в институте к его забавам, но работа могла пойти прахом. А где еще у научников такие заработки? От этого тяжело отвыкать. Шкоп мне поверил, что я эти фотки наглухо похороню за «лекарства». Я его и не собирался обманывать…

Строкач слушал разговорившегося Пугеня автоматически, со всегдашним привкусом гадливости. Знакомая психология. Убийца. Человек, лишавший жизни других людей, под угрозой «высшей меры» засуетился, начал «помогать следствию». Борьба идет теперь за то, чтобы прежде пресмыкавшиеся перед ним собратья, узнав про его грехи, не набросились всей стаей на оступившегося. И тем охотнее, чем выше в их мире был статус погибающего. Сильного топтать приятно, унижения слабых приедаются. Преступный путь всегда ведет вниз. Катишься под гору с тяжким грузом, увеличивая скорость и цепляя по дороге все новые грехи. Пустое дело убеждать себя, что все еще поправимо, что воруешь или наносишь смертельный удар в последний раз. Так что нечего Пугеню бояться нечистой игры со стороны розыска. За путевку в ад давно заплачено — кровью и слезами. И что ты не пользуешься их дерьмовыми уловками — слабость в глазах уголовных выродков. Если не получается копаться в человеческом дерьме чистыми руками, по крайней мере, стоит оставаться с чистой совестью. Война с преступностью только разгорается, и здесь компромисс с заведомо враждебной стороной — шаг к поражению. И еще с горечью думал Строкач, что в последние годы репутации милиции нанесен такой удар, что не скоро ей удастся подняться и оправиться. Свобода похожа на розовый сад, куда ни ступи — везде шипы. И иные граждане понимают ее как освобождение от бремени законов. Но возможность противостоять этому есть, есть и силы. И свидетельством тому тот факт, что нередко уголовники, если уж сильно запахнет жареным, ищут защиты у своих противников.