Руссо туристо, облико морале

Пока я рассматривала эту примитивную противоугонную систему, с чувством глубокого превосходства вспоминая свою собственную велоцепь, Кулебякин успел сориентироваться на местности и найти нужный нам номер. Хотя час, по нашим русским меркам, был еще не поздний – без каких-то минут девять вечера, в доме, похоже, уже спали или готовились ко сну. В окнах второго этажа не было света (а в первом этаже не было окон).

Простые правила приличия требовали, чтобы мы перенесли разговор с хозяином этого сонного царства на завтра, но с учетом серьезности ситуации даже я без раздумий наплевала на этикет. Мальчики тем более не деликатничали, они зашумели, точно дружина Вещего Олега у ворот Царьграда. Щитов к воротам, правда, не приколачивали (просто не было с собой щитов), но дощатую калитку кулаками побили изрядно и ржавую решетку ограды потрясли до основания. При этом Кулебякин отрывисто покрикивал по-немецки:

– Герр Крамер! Битте, герр Крамер!

Зяма вторил ему на подозрительной смеси языков:

– Герр, слышь, ты, герр?

А я, как бедная родственница, взывала по-простому, на не замутненном русском народном:

– Дядь Миша! Ау, дядь Миш!

Ответ мы получили минут через пять.

8

– Проклятые русские!

Фрау Кох сердито выругалась и слишком энергично вонзила иглу в суровую ткань, затянутую в пяльца.

– Магдалена, дорогая, не надо так нервничать! – примирительно сказал герр Кох, не поднимая головы.

Фридриха Коха господь наградил кротким голубиным нравом и – очевидно, для компенсации – женушкой с диаметрально противоположным характером. Герр Фридрих всех любил, фрау Магдалена всех ненавидела. И если на протяжении многих лет ее глубочайшая неприязнь к представителям вида Хомо Сапиенс была абстрактной, то в последние годы она конкретизировалась и сфокусировалась на личности нового соседа Кохов – Микаэля Крамера.

Крамер, которого его многочисленные русские родичи и знакомые запросто звали дядей Мишей, по мнению фрау Кох, был отпетым негодяем, по которому австрийская тюрьма не просто плакала, а рыдала в полный голос с мелодичными тирольскими переливами. Крамер официально числился безработным, но чувство благодарности за исправно выплачиваемое ему пособие не мешало беспринципному дяде Мише бесконечно устраивать какие-то сомнительные дела и делишки. Причем он не ограничивал свою полуподпольную деятельность никакими временными рамками и принимал клиентов днем, ночью и даже в выходные дни, чего ни один порядочный гражданин делать не должен. За высоким забором во дворе дяди Миши то и дело бодро стучал молоток, гулко гремело железо, натужно жужжали электроинструменты и победно взревывали автомобильные моторы. Фрау Кох, сознавая свой гражданский долг, не единожды уведомляла о происходящем безобразии местные власти. Однако проныра Крамер всякий раз умудрялся внушить проверяющим, что машины, бесконечной чередой курсирующие через его домовладение, принадлежат его братьям, зятьям и сватьям, которым он помогает с мелким автомобильным ремонтом совершенно бескорыстно, исключительно по-родственному. Фрау Кох не сомневалась, что ее соседушка подкупил кого надо в полиции и в мэрии. В противном случае власти давно должны были понять, что таким количеством родни дядя Миша мог располагать только в том случае, если абсолютно все женщины его фамилии на протяжении нескольких поколений заслуженно получали звание мать-героиня.

– Ладно, предположим, что их действительно так же много, как тараканов! В конце концов, общеизвестно, что именно нищие имущественно и духовно размножаются особенно охотно, – разорялась фрау Магдалена, не смущаясь тем, что мужественный слушатель реагирует на ее крики не больше, чем на комариный писк. – Но почему именно я должна терпеть неудобства от этого нашествия варваров?!

В данный момент фрау Кох действительно терпела определенное неудобство. Очередная группа гостей, явившаяся к соседу в неурочный час, заслонила от нее фонарь, которым Крамер не скупо подсветил кнопку звонка. Хотя фрау Магдалена неоднократно и громогласно сетовала на то, что соседская иллюминация мешает ей спать, она не упустила случай малость поживиться за счет дяди Миши: дежурное вечернее вышивание производилось ею исключительно при свете Крамеровского фонаря, который светил в окно спальни Кохов не хуже прожектора.

– Нет, это решительно невозможно! – возмущенно вскричала трудолюбивая вышивальщица, уколов себе палец.

Она отбросила пяльцы, встала и решительно направилась к двери.

– Дорогая, я думаю, тебе не стоит вмешиваться! – сказал ей в спину добродушный и рассудительный герр Кох. – Подумай сама, что ты скажешь этим людям? Ты же не говоришь по-русски!

– Тем лучше! – не обернувшись, огрызнулась фрау Магдалена.

Сдернув с вешалки в прихожей большую шаль, она закуталась в нее, как живой символ тридиционной культуры нелюбимого ею народа – кукла-матрешка, открыла дверь и выступила на крыльцо.