Rust in Peace: восхождение Megadeth на Олимп трэш-метала

Чак Билер: Менеджер свел нас с парнем по имени Боб Тиммонс, который лечил звезд. Он помог парням из Mötley Crüe. Я согласился поехать за компанию с Дэйвом, поддержать его. Мы должны были поехать в Сан-Диего в Scripps. Сначала лимузин должен был забрать Тиммонса, но каким-то образом первым забрал Дэйва. За мной заехали на три часа позже, был только Дэйв – естественно, не с пустыми руками. Он сказал, что Боба забирать не будем, пока не кончится вся наркота. И мы еще полтора часа колесили по Голливуду, угашенные в хлам. В итоге я уже начал умолять Дэйва, что надо забрать этого парня, иначе лейбл нас сольет. Ну, мы поехали и забрали Тиммонса. Как только он сел в лимузин, сразу же понял, в чем дело, но старался не подавать виду, и мы поехали в Сан-Диего. Минут за пятнадцать до нашего приезда Дэйв сказал, что голоден и хочет остановиться перекусить. Вы, наверное, думаете, что этот парень, будучи врачом-наркологом, просекал все уловки и отмазки? Я был не голоден, поэтому остался в машине, а они пошли перекусить. Дэйв сразу же пошел в туалет и застрял минут на тридцать. Он вышел, и сразу было видно, что он принял тяжелый наркотик – его конкретно накрывало. Вернувшись в лимузин, Дэйв стал периодически отрубаться, падая лицом в гамбургер, и Боб все понял. Он спросил Дэйва, не хочет ли тот перед клиникой ему что-то отдать. На лице Дэйва читалось удивление: «Ты о чем?» И его снова начало вырубать. Тиммонс спросил, почему Дэйв вдруг такой уставший. «Соус, наверное, слишком острый», – ответил Дэйв.

Дэйв Мастейн: Я очень хотел посмотреть, что это за клиника. Был этот жуткий тип по имени Боб Тиммонс, бывший член банды и заключенный. Менеджер решил, что Боб повезет меня в клинику, потому что менеджер Aerosmith Тим Коллинс был, так сказать, кумиром нашего менеджера Рона Лаффитта. Вскоре я узнал, что раньше Боб был членом уличной банды, как и одна из девчонок. Тиммонс выпендривался передо мной и строил крутого, потому что у меня был косяк, который я хотел выкурить по дороге в клинику, но забыл его дома. Я хотел развернуться и забрать его. Тиммонс сказал, что это исключено. Меня это сразу же вывело из себя, и я никуда не хотел ехать. Всю оставшуюся дорогу из Голливуда в Ла-Холью я кипел от злости, а этот парень хорохорился, умничал и с важным видом заливал всякую банальщину о трезвом образе жизни. Мне было плевать, потому что я хотел лишь выкурить косяк, попрощаться, а потом уже и завязать. Не знаю, разумно ли это было и делают ли так другие, но я фактически прощался со своим недугом и собирался завязать. Не получилось. Приехал в лечебный центр, провел там около недели, потом меня все достало, и я вернулся домой.

Дэвид Эллефсон: Мы связались с Бобом Тиммонсом, и в начале февраля 1989-го он помог мне лечь в медицинский центр Бротмана в Лос-Анджелесе. Дэйв лег в Scripps в Сан-Диего. Док МакГи сразу же популярно объяснил: если эти парни уйдут из клиники, пусть ищут себе другой лейбл. Было уже не до шуток. Дэйв протянул около двух недель и ушел. Узнав, что Дэйв свалил, я последовал его примеру. В клинике мне, кстати, становилось довольно хорошо. Меня почти вылечили. Я даже стал ходить в качалку. Стал посещать собрания АА (анонимных алкоголиков), состоящие из двенадцати ступеней, и увидел прогресс. Впервые я начал думать, что, может быть, больше не притронусь к этому дерьму. Но как только я узнал, что мой кореш свалил, я тоже решил не задерживаться. Удивительно, как мыслит наркоман: «Да ну на хер! Мне здесь делать нечего, я сваливаю». Все мои добрые намерения в одночасье исчезли.

В клинике мне сказали то, что я запомнил надолго. Во-первых, многое менять не придется, и это меня поразило. Я был напуган. А еще сказали, что талант не пропьешь и не прокуришь; просто останься здесь, вылечись, пройди через этот процесс, а талант твой никуда не денется.

В то время куча рок-звезд завязывали с наркотой – парни из Aerosmith, Mötley Crüe, Дэвид Кросби, Даг Фигер из группы the Knack. Теперь на сцене Лос-Анджелеса употреблять было не модно; рок-звезды ходили на собрания АА – у них там была своя тусовка. И вдруг наркота и бухло перестали быть крутыми, и индустрия не собиралась спускать бабки на угашенных торчков. Оно и понятно.

Я сидел в клинике и думал: «Боже, если я просто смогу выбраться отсюда, все будет хорошо. У меня жизнь проходит». Но как только я покинул стены клиники, я знал, что совершил ошибку. Не стоило уходить.

За те две недели, что я провел в клинике, я был никакой. Нажравшись наркоты, я сидел на этих собраниях в большой аудитории, обдолбанный в говно, и молил Бога, чтобы меня отпустило. Спустя десять минут я уже сидел и внимательно слушал говорящего, и понял, что кости больше не ломит. Сижу и уже не жалею себя. Помолился и охренел от результата. В тот момент я задумался.