Читаем Рутгерс полностью

Себальд оставляет инструкции своему будущему заместителю в нью-йоркском бюро. У английского консула он получает визу для проезда через Сингапур, объяснив, что должен задержаться там по дороге в Голландскую Индию.

На совещании организационного комитета лиги товарищи вручают ему мандат, чтобы представлять лигу на любых конференциях революционных социалистов. Его просят выяснить, как отнесутся в России к приезду американских добровольцев в помощь Красной Армии. Сен Катаяма дает ему письма к товарищам в Японию.

— Передай привет Ленину, — говорят ему на прощание.

Теперь всё. Защелкнут замок последнего чемодана. Последний вечер в Манхэттен-Биче. Себальд, задумавшись, сидит в опустевшей комнате.

Впереди сложный путь. Может быть, все-таки лучше оставить Барту и детей?

Барта подходит сзади, кладет ему руки на плечи.

— Я всегда буду с тобой, Себальд, — говорит она и совсем иным тоном добавляет: — И вообще присутствие женщины уменьшает опасность.

Отъезд. Америка снова пересечена, на этот раз с востока на запад. В Сиэтле Рутгерсы садятся на пароход.

На пристани в Сингапуре два человека упорно встречают каждый приходящий из Америки пароход. Они первыми взбегают по трапу, проходят к капитану и быстро просматривают списки пассажиров. Наконец-то!

— Следуйте за нами, Рутгерс.

В небольшой комнате, куда доставлен арестованный и его багаж, тщательный обыск. Ничего подозрительного. Агенты тайной полиции выстукивают дно чемоданов, прощупывают каждый шов одежды, подошвы башмаков. Ничего! Обыскиваемый возмущен:

— Я честный человек. Что вам от меня нужно? Я буду жаловаться.

Его не слушают. Его спину обрабатывают химикалиями, чтобы проступили симпатические чернила. Ничего!

— Вы Рутгерс? — настаивают агенты.

— Я голландский коммерсант Рутгерс, я буду жаловаться! — кричит взбешенный господин.

Наконец выясняется — этот Рутгерс не тот. Смущенные агенты рассыпаются в извинениях.

Тихоокеанские волны бьют о борта парохода. Рутгерсы едут из Сиэтла в Иокогаму. Далеко в стороне остается Сингапур. Лишь через много лет Себальд узнает, как предусмотрительно он поступил, оформив сингапурскую визу и направив полицию по ложному следу. Лишь через много лет он узнает, каких хлопот стоило почтенному коммерсанту сменить свою опасную фамилию.

В Иокогаме Себальд налаживает связь с заводами и фабриками.

Они сидят за крохотными чашками душистого чая — инженер Рутгерс и представители завода. Приветливые улыбки, любезный разговор о чем угодно, только не о делах. Так проходит добрых полчаса. А потом почти незаметно, среди комплиментов по адресу Голландии, директор завода намекает на то, что они всегда рады оказать услугу дорогому гостю, что они будут счастливы выполнить его заказы. Таков стиль деловых переговоров в Японии.

Себальд бывал на здешних заводах. Он убедился, что молодая японская промышленность еще не научилась создавать свое, но зато умеет блестяще копировать данные ей образцы. Справится ли завод с новыми, не освоенными им заказами для мостов и железных дорог, которые нужны голландским фирмам, или с машинами больших размеров, чем выпускали до сих пор? Ведь это не механическое увеличение масштаба. И если представители завода сразу берутся за все, инженер Рутгерс мягко сводит разговор к ничего не стоящим любезностям. Если же вместо цветистых обещаний и уверений начинает работать инженерная мысль, люди задумываются, прикидывают, обсуждают технические возможности, Себальд договаривается о работе. Так, постепенно, знакомясь с промышленными предприятиями Иокогамы, Киото и других городов, Себальд определяет возможности размещения заказов фирмы «Штокк и К°» и Голландско-Индийской железнодорожной компании. Теперь уже можно организовать в Иокогаме техническое бюро. Одновременно с подробным отчетом о налаженных связях и размещенных заказах Себальд направляет Шарлю Штокку и в Голландско-Индийскую железнодорожную компанию просьбу об освобождении его от работы.

— Я свободен, Барта, — удовлетворенно говорит Себальд, сдвигая на край стола два запечатанных конверта. — Я совершенно свободен. Можно форсировать подготовку к отъезду.

Когда сталкиваешься с людьми, знавшими Себальда Рутгерса, когда читаешь воспоминания о нем, невольно поражаешься, до чего по-разному говорят об этом человеке, как по-разному воспринимают его.

Коллеги Рутгерса по работе в Роттердаме, его первый руководитель де Ионг, инженеры, с которыми ему приходилось встречаться на международных конгрессах, говорят о блестящем инженере, новаторе в области техники.

Рабочие Роттердамской гавани и члены Голландской компартии помнят верного трибуниста товарища Себальда.

В деловых кругах Америки, в Нью-Йорке, в Голландско-Индийской железнодорожной компании Рутгерс остался образцом талантливого организатора, смелого распорядителя финансов.

В том же Нью-Йорке и в Бостоне старые члены Лиги социалистической пропаганды рассказывают о страстном агитаторе и пропагандисте, о создателе и распространителе «Нью интэрнэшионэл» Себальде, они не знают Рутгерса из его делового представительства.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

100 знаменитых людей Украины
100 знаменитых людей Украины

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, которые своими трудами и талантом прославили страну, повлияли на ход ее истории. Поэтому рядом с жизнеописаниями тех, кто издавна считался символом украинской нации (Б. Хмельницкого, Т. Шевченко, Л. Украинки, И. Франко, М. Грушевского и многих других), здесь соседствуют очерки о тех, кто долгое время оставался изгоем для своей страны (И. Мазепа, С. Петлюра, В. Винниченко, Н. Махно, С. Бандера). В книге помещены и биографии героев политического небосклона, участников «оранжевой» революции – В. Ющенко, Ю. Тимошенко, А. Литвина, П. Порошенко и других – тех, кто сегодня является визитной карточкой Украины в мире.

Валентина Марковна Скляренко , Оксана Юрьевна Очкурова , Татьяна Н. Харченко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное