Ночью нужно было ехать в Петербург.
Максим Тесли встретил меня на Московском вокзале. Он был уже слегка подвыпивший с утра, и настроение у него было прекрасное.
– Алехин! – заорал Максим Тесли. – Я тебя вылечу от любой хандры.
Денег у меня почти не было, но он сказал:
– Если ушла баба, найдем на что бухать!
Мы пили вино и виски, я целовал у него дома каждый сантиметр ковра и говорил:
– Это моя Дашечка, моя писечка. Ты не представляешь, как я ее люблю.
Он смеялся, наливал мне еще. Я целовал обои, кресло, диван, ползал по полу, лизал его. Старая квартира недалеко от Сенной площади, она пахла особой петербургской гнилью.
– Деньги скоро закончатся. Но сегодня ночью у меня концерт «Щенков» в «Зале ожидания»! Заработаю еще шесть ка!
– Чтоб до этого дожить, щас у кого-нибудь попросим.
Я сфотографировал свою карточку и выложил вконтакте пост о том, что мне нужно напиться в кал и пусть любители унылого репа не скупятся на донаты. Так мы заработали немного.
– Может, и потрахаться так вырубишь? – предложил Максим.
Какое-то время назад он расстался с бабой и теперь вел достаточно разгульную жизнь.
Но я сказал:
– Не могу изменять ей. Даже если она сейчас в постели с другим.
Я продолжил целовать плинтус.
– Понятно, понятно, понятно! – сказал Максим Тесли. – Писечку свою целует! Великий человек!
Ночью мы оказались в клубе «Зал ожидания», лучшая концертная площадка в Петербурге, в которой я бывал. Помню, здесь, в гримерке, я гладил спящую пьяную Оксану, которая была виджеем на одном из наших концертов. Пару лет назад у меня еще была надежда. Теперь сидел в углу на диване и плакал. Феликс Бондарев узнал меня и спросил:
– Что с тобой, друг? Ты на кого обиделся?
– Не обращай внимания на меня.
– Сложно не обращать. Сидит тут, плачет. Мужчина вроде взрослый.
Там было несколько групп. Люди кричали, выпивали, музыка играла. Шоу было в разгаре. Фестиваль в честь Хэллоуина устраивал Александр Ионов – главный сатанист русскоязычного шоу-бизнеса. Феликс был с какой-то девчонкой, он ей махнул рукой и сказал:
– Подлечи этого мальчика, пожалуйста.
Девчонка пожала мне руку, мою вялую кисть, потянула на себя, чтобы я встал, и сказала:
– Я Маша. Пойдем.
Она завела меня в уборную здесь же, в гримерке. Я подумал, что она собирается отсосать мне, с сомнением взялся за ширинку и сказал:
– Тут будет не очень удобно.
Девчонка внимательно посмотрела на меня:
– Какого ты обо мне мнения?
Она захлопнула крышку унитаза, протерла ее влажной салфеткой, потом чистым сухим платком и рассыпала порошок.
– Никогда не нюхал, – сообщил я.
– Пришло время.
Я сел в душевую кабину, а голову положил на бачок и хорошенько разнюхался. После этого вышел, выпил пару рюмок водки. Феликс смеялся:
– Посмотрите, ожил! Ожил, а то плакал тут, как обдроченный!
– Алехин! – заорал Максим Тесли. – Пошли, это твой звездный час!
Тогда Феликс еще не рубил на гитаре, а просто ставил музыку с ноутбука, пританцовывал и размахивал своими громадными руками, пока Максим Тесли с микрофоном бегал по сцене. На этот раз я прыгал вместе с ними. Выглядели они очень жутко. Феликс в кожаной косухе и шляпе, а также в каких-то уебищных ковбойских ботинках. Максим со вспухшей рожей, в настолько узких штанах, что сквозь них видно было и телефон в его кармане, и ключи, и половой хуй. Одну песню я знал наизусть и начал орать:
– Это, наверное, из-за того «егермайстера»! И, наверное, из-за того порошка! Который я ебашил из чувства мести! Пока ждал! Твоего! Звонка!..
У Максима Тесли было несколько проектов, но в этом альбоме он неожиданно раскрылся. Прежде его музыка меня не цепляла, но в двадцать девять он ушел от своей мещанки, с которой прожил несколько лет, пережил роковую интрижку, хорошенько поторчал на дешевой наркоте и написал несколько превосходных песен. К счастью, Феликс был рядом, он нарезал очень кайфовых коллажей из старого пост-панка, и вышла дебютная пластинка «Щенков» под названием «Лучшее – враг хорошего». Я подошел к краю сцены и увидел бабу, которая тянула ко мне руки. Я затащил ее на сцену, стал сосаться с ней, прыгать, тереться о нее. Это была Юлана, художница, которая оформляет уже третью книгу «Рутины». Привет, детк, каково это – увидеть здесь свое изображение, примитивно намалеванное моими руками старого дурака? Откуда-то пришел охранник, вышел прямо на сцену и проорал мне, перекрикивая музло:
– Так нельзя! Спускайся в зал!
Мы спрыгнули со сцены и продолжили плясать в толпе. Потом я оказался с ней в туалете, в котором нюхал нечто полчаса назад. Сначала, кажется, нырнул ей в пилотку, а потом запихал член в рот. Я поймал свое отражение в зеркале, на меня смотрел не я, а какой-то мелкий бес. Вернее даже сказать – черт. Я схватил Юлану за голову и потянул на себя. Из глаз хлынули слезы:
– Сколько тебе лет?
– Девятнадцать.
– Зачем ты это делаешь? Ты же молодая, хорошая девочка. Зачем тебе хуй больного дяди?