Рутинёр

Я привстал на стременах и попытался нашарить взглядом капитана Колингерта, не сумел и рискнул прибегнуть к своим магическим способностям. Стянул с правой руки перчатку, выбрал бусину чёток, в которую некогда поместил частичку эфирного тела Рихарда, и сразу уловил близкий отклик. Как оказалось, капитан ехал недалеко от нас по самому краю мостовой.

Невесть с чего подумалось, что нам – мне! в первую очередь именно мне! – не удалось до конца разобраться в планах Сильвио де ла Веги, но тут первые ряды всадников вывернули на площадь святого Марка, следом начали выезжать к фургонам циркачей кареты, и процессия замедлилась, пришлось и самому придержать жеребца.

В крови забурлил азарт и неспроста: впереди поворот на Староимперский тракт, остаётся миновать площадь и монастырь, а дальше незаметно прибиться к колонне не сможет уже никто. Только бы доехать без происшествий… Но вспомнилась проповедь настоятеля и его полные яда высказывания о понтифике и тех отступниках веры, которые в безмерной гордыне своей пытаются извлечь выгоду из союза с догматиками, и я непроизвольно оскалился.

Ангелы небесные, если де ла Вега и в самом деле попытается…

И тут в спину мягко толкнулась смерть. Но мягким и ласковым её касание было только в самый первый миг, а потом по коже словно стеганул порыв песчаной бури, и эфирный шквал чуть не вырвал душу из тела. Голова, левая рука и часть торса загорелась огнём, из носа хлынула кровь, боль невидимым резцом прошлась по расчертившему грудину диагональному шраму, ангельская печать на спине опалила плоть влитым в рану расплавленным свинцом.

Удар сердца спустя штормовой фронт унёсся к площади святого Марка, но мир не сделался прежним. Где-то впереди словно отворился портал в запределье и туда как в сливное отверстие затянуло весь небесный эфир. Незримая стихия сгинула и всюду осталась одна только голая материальность бытия. Действительность потеряла глубину и стала больше напоминать картину, пусть и руки невероятно искусного живописца, но именно – картину. Разом пропал целый пласт реальности, и сложные магические конструкции рассыпались и развеялись, не устояв под натиском эфирного шквала. Поисковые заклинания разорвало в клочья; наиболее мощные щиты продержались чуть дольше, но и они в итоге растворились, как растворяется брошенный в кислоту железный гвоздь.

В голове колыхнулась острая боль, и я разом осознал, что прежде уже оказывался в схожей ситуации в языческом капище Рауфмельхайтена, когда разбуженное от векового сна воплощение древней богини пожрало эфир. Мир не умер, просто из него вырвали кровоточащий клок!

Порождённая магической бурей неподвижность продлилась лишь краткий миг, а потом кто-то пронзительно закричал и выпал из седла на мостовую, кто-то обмяк, навалившись на лошадиную шею. Простецов всплеск незримой стихии затронул не слишком сильно – в отличие от колдунов они не бились в судорогах и не пытались вырвать себе глаза, но в любом случае гвардейцам и дворянам пришлось усмирять перепуганных лошадей, эта заминка всё и решила.

Тенты фургонов бродячего цирка разошлись длинными прорехами и наружу выглянули десятки мушкетных стволов, а следом рухнули закрывавшие проходы между повозками дощатые щиты. На дорогу уставились шестифунтовые пушки, мелькнули огни запальников, и даже с такого расстояния я отчётливо расслышал чёткую команду:

– Пли!

Единственное, что успел сделать, – это вывалиться из седла да взмолиться небесам, чтобы не затоптали обезумившие лошади. А следом грянул слаженный орудийный залп и захлопали мушкеты. Основной целью нападавших стала головная часть колонны и кареты, вдоль улицы оказалась направлена только одна пушка из четырёх, но и так всюду разлетелись оторванные конечности, по брусчатке ручьём потекла кровь, а промелькнувшая надо мной картечина навылет пробила одного из следователей, и на куски разнесла голову вон Ларсгофа. Изувеченное тело юноши рухнуло рядом, и я немедленно завладел его пистолем, заменив им собственное оружие.

– Вперёд! – перекрывая пронзительные вопли раненых и ржание обезумевших лошадей заорал уцелевший при обстреле капитан Колингерт, и я подхватил его крик.

– Вперёд! Вперёд!

Решительный бросок был нашей единственной надеждой на спасение: с обоих сторон дома выстроились будто по линейке, фасады примыкали вплотную друг к другу, и под непрерывным обстрелом до ближайшего перекрёстка было попросту не добежать. Да и некуда было отступать – из дальних переулков тут и там выскакивали люди с белыми повязками на рукавах; рассредоточенные наблюдатели Кабинета бдительности попытались задержать их, и захлопали выстрелы, зазвенела сталь.

Спасли ситуацию уцелевшие гвардейцы. Опытные рубаки совладали со своими привычными к грохоту выстрелов скакунами; в подобных свалках на поле боя им случалось бывать не раз, они своё дело знали. Вразнобой захлопали ответные выстрелы, тут и там в тентах фургонов начали возникать пулевые отверстия, а потом над улицей грянул клич лейб-гвардии:

– Орёл и звезда! Корона и орёл!